Звёздный старт часто стремителен и совершенно непредсказуем — дело рук его величества случая. Иногда это выстрадано долгими годами безвестности, попыток пробить головой бетонную стену слушательской глухоты и невнимательности. Иногда такие звёзды — продукт кулинарных ухищрений и фантазии целого консилиума продюсеров. А иногда в игру включаются созданные специально для производства звёзд институты типа «Алло, мы ищем таланты!».
В прославленных залах Петербурга в конце мая этого года выступили наши пианисты Юлианна Авдеева (первая премия конкурса пианистов им. Шопена в Варшаве, 2010) и Денис Кожухин (первая премия конкурса Елизаветы в Брюсселе, 2010), скрипачка Солен Пайдасси из Франции (первая премия конкурса М. Лонг и Ж. Тибо, 2010), швейцарский виолончелист Кристоф Круазе (лауреат многочисленных премий) и гватемальский тенор Марио Чан (аналогично)… Всех перечислить невозможно: назвал только тех, кто поразил больше всего.
Кроме музыки, дерзости попрания всех хрестоматийных канонов и чуда рождения новых имён, на фестивале было несколько бесед, после которых я по-новому посмотрел на само это явление — восхождение звезды.
Ирина Никитина, президент фонда «Музыкальный Олимп»
— Расскажите про этот фестиваль. Во-первых, почему в Петербурге?
— Я плохо представляю такой фестиваль в Москве. Москва — это город пафосный. Слушатели приходят на громкие имена и звёздный статус. Привези Гергиева или Темирканова — тогда это приобретёт какой-то интерес для московской публики. Публика Петербурга совсем другая. Она чётко отличает хорошее от среднего, прекрасное от хорошего, и это слышно по реакции. И люди идут на фестиваль за сюрпризом. Им очень интересно стать свидетелем рождения нового имени. Они любознательны, у них есть азарт первооткрывателя.
Есть много музыкантов, непрактичных, что свойственно творческим людям, хрупких, которые не умеют сами себя администрировать. Они просто погибают. Я видела много талантливых людей, которые появились и исчезли. Этот проект должен помогать талантливым людям находить себя на сцене.
«Тебе вручают премию, ты стоишь и думаешь: «Ну, дальше всё! Жизнь уже другая начинается». Ничего подобного! Жизнь другая никакая не начинается. Начинается самое страшное — тебе приходится чуть ли не охотиться за концертами».
— А как вы находите меценатов на заведомо невыигрышные новые имена?
— С этим нам повезло… У нас уже появился клуб друзей фестиваля в Европе, в Швейцарии. Клуб друзей фестиваля в Америке. Скоро появится азиатский клуб в Сингапуре. Эти люди приезжают на фестиваль каждый год. Солидные, влиятельные бизнесмены… У них есть сайты, они переписываются, следят за концертными маршрутами тех, кто им запомнился по фестивалю. Таким образом, у наших ребят появляется своя группа поддержки, которая готова приходить на их концерты в любой точке мира.
Разные меценаты есть. И причём тех, у кого действительно есть потребность в музыке, становится больше. Я помню, моя хорошая знакомая Беттина фон Сименс, которая курирует нашу Вагановскую школу, рассказывала, что в своё время ей устраивали ужины с жёнами олигархов, чтобы их мужья хоть как-то повернулись лицом к культуре и благотворительности… Сейчас элита посылает своих отпрысков образовываться в Лондон, а в Лондоне все знают, что ходить на такие концерты престижно. Обязательно нужно попасть на Зальцбургский фестиваль, куда билеты заказывают за полгода… И стоят эти билеты 500 евро, но что делать! Так они приобщаются к аристократическим кругам князей, графов… Они могут сидеть и ничего не понимать в музыке, но бывать на таких событиях — признак хорошего тона. У меня много московских знакомых, которые вот так потихонечку пристрастились к концертной жизни…
— Им удалось пристраститься к такому элитному образу жизни в новой упаковке?
— Они начинают менять своё отношение к тому, что такое элитный образ жизни. То есть это не дорогущий ресторан и раззолоченные апартаменты. А это какое-то выдающееся событие, вот, к примеру, приезд знаменитого музыканта, после которого можно пойти в тот же ресторан и обсудить концерт. Происходит какой-то «химический процесс» во время концерта, сознание меняется, и люди преображаются… И в этом магия классической музыки.
Денис Кожухин, пианист, участник фестиваля
— Вы выиграли конкурс Елизаветы в прошлом году. Расскажите, как проходило состязание? В чём фишка конкурса?
— В первом туре нужно подготовить пять разных этюдов, в том числе Лигети один, и буквально за 20 минут до выхода на сцену тебе говорят, какие два выбрали. Во втором туре нужно давать две сольные программы, очень большие. Накануне жюри тебе говорит, какую они программу хотят слушать.
— В первом туре нужно подготовить пять разных этюдов, в том числе Лигети один, и буквально за 20 минут до выхода на сцену тебе говорят, какие два выбрали. Во втором туре нужно давать две сольные программы, очень большие. Накануне жюри тебе говорит, какую они программу хотят слушать.
Двенадцать человек, которые проходят в третий тур, — самая главная фишка конкурса — эти двенадцать человек вывозят за город, в капеллу королевы Елизаветы. Всех пианистов там запирают, и неделю они живут. Каждому даётся сочинение — новое, с оркестром. Его нужно выучить буквально за несколько дней.
«Некоторые люди ошибаются, думая, что «быть музыкантом» зависит от того, сколько ты времени проводишь у инструмента. Но основное происходит в голове».
Я по жребию был последним. И был так счастлив вырваться оттуда после недели заточения — 12 пианистов! Никто друг друга не убил, никому (как рассказывают в легендах про конкурс Чайковского) бритвенные лезвия между клавиш не втыкали. Телефоны запрещены, компьютеры запрещены. Ты пашешь по девять часов за инструментом. Сверху, снизу, справа, слева тоже сидят люди и целыми днями занимаются. Такой пианистический рай-ад.
— На фестивале вы играли Брамса. Второй фортепианный концерт. Сейчас вроде мода на романтизм ушла…
— Просто мне Брамс очень близок. Я себя ощущаю с ним как с человеком, с которым приятно разговаривать. Ведь есть люди, с которыми сложно найти общий язык. Мне с Брамсом, кажется, легче, чем с другими.
— На какие темы с ним приятно говорить?
— О проблемах существования, загадках, бесконечных вопросах, каких-то целях, переживаниях. Музыка отражает нашу жизнь. Сегодня обычным слушателям труднее воспринимать язык классической музыки. Раньше в России практически все дети проходили через музыкальные школы. Но в мире в целом сейчас есть тенденция упрощения мышления. «Побыстрее» и «попроще».
— А какая у вас цель в жизни?
— Ха, хороший вопрос… Иногда цель заключается в продвижении к этой цели. Когда я утром встаю, иду заниматься за инструмент, я не задумываюсь, зачем я это делаю. Просто делаю, что я люблю и чем хочу заниматься всю жизнь. Можно сказать, что вот это и есть цель… Познать в музыке как можно больше. Хочется с годами углубляться и посвящать этому ещё больше времени. Не только за инструментом.
От музыки никуда не уйдёшь. Работа по-разному всегда проходит. И мучения бывают, когда что-то не получается, но в этом творчество и заключается, в поиске… Вот, наверно, «поиск» — это верное слово, чтобы обозначить цель моей жизни.
Материал подготовил Алексей Титов, "Частный корреспондент"