Режиссер-постановщик спектакля – Эймунтас Някрошюс, художник-постановщик – Мариус Някрошюс, художник по костюмам – Надежда Гультяева, дирижер-постановщик – Александр Ведерников. Спектакль является совместной постановкой ГАБТа с оперным театром г. Кальяри (Италия), где премьера состоялась 24 апреля.
Intermedia.ru публикуют следующий репортаж со вчерашнего прогона спектакля.
Представители прессы присутствовали на втором предпремьерном прогоне спектакля, поэтому слушали второй состав исполнителей, в который вошли сопрано Елена Евсеева (Феврония), тенор Виталий Таращенко (Гришка Кутерьма), тенор Роман Муравицкий (Княжич Всеволод), бас Петр Мигунов (Князь Юрий) и др. В первом составе эти партии исполняют соответственно Татьяна Моногарова, Михаил Губский, Виталий Панфилов и Михаил Казаков.
«Китеж» – третья по счету работа Эймунтаса Някрошюса в Большом театре. Ранее он ставил здесь «Макбета» Джузеппе Верди и нашумевших «Детей Розенталя» Леонида Десятникова. По словам режиссера, работать ему было тяжело. Ему досталось сложное произведение, перенасыщенное смыслами еще на уровне либретто, не говоря уже о смыслах чисто музыкальных. Но режиссер, привыкший жестко повелевать артистами в драматическом театре, здесь намеренно выступал, по собственному признанию, на вторых ролях, принимая во внимание абсолютно все замечания и объяснения дирижера и певцов. «Музыкальный театр предъявляет свои правила, которых я не знаю, – сказал Някрошюс. – Но я понимаю, что главное – это музыка. А режиссер – на третьем-четвертом месте, у него не доминирующая роль в опере».
Оперу Римского-Корсакова он воспринял как омузыкаленную красивую легенду, вневременную и вечную. Поэтому его не интересовал выбор между историческим соответствием и актуализацией. Аскезе в мизансценах, сводимой к некоему набору символических жестов и самых простых человеческих реакций, отвечает и аскеза сценографическая. То это деревянные ульи в лесу, то снопы-колокола, то соляные столпы, оборачивающиеся изнутри иконостасом на днищах лодок. Однако аскеза не равняется смысловой простоте. Отец и сын Някрошюсы (режиссер и художник), нагружая «видеоряд» многочисленными символами спорной надобности, явно рассчитывают найти в зале отзывчивых, культурологически подкованных слушателей с высокой способностью к творческому мышлению.
В то же время, стараясь насытить спектакль исконно русским духом, которым пропитана опера Римского-Корсакова, постановщики избегали прямых стилизаций, пользуясь богатым арсеналом средств ассоциативной изобразительности. Так, в костюмах древних русичей или татар Золотой Орды просматриваются некоторые национальные черты, однако эти костюмы сложно назвать национальными в полном смысле слова. Задник, появляющийся во втором действии и сохраняющийся до конца спектакля, напоминает разом и иконописный абрис Богородицы (ее наместницей на земле символически выступает Феврония), и очертания православного храма. Ритуальность, причастность к священнодействию зритель ощущает каждую минуту. В последнем акте одеяния жителей Большого Китежа, олицетворяющего собой ныне Небесный Иерусалим, украшены настоящими портретами, позаимствованными из старинных семейных альбомов. Первая ассоциация – с невинно убиенной царской семьей, члены которой так же, как герои оперы, были признаны великомучениками и причислены к ликам святых.
Однако Някрошюс, в отличие от многих постановщиков, не акцентирует свое внимание лишь на столкновениях света и тьмы и неизбежности победы первого (в этой опере и без режиссерских идей переизбыток света). Он занят истинной человеческой сущностью – и самой Февронии (которая, наверное, лишь у одного Някрошюса посмела поднять на Гришку руку), и всего китежского народа (как и любого другого), который получил божье спасение не благодаря святости, а вопреки своей обыденной греховности. Эти люди фальшиво приветствуют новую княгиню, науськивают на нее вредителя Гришку, посягают и на земную природу, жестоко мучая медведя (тут – в человеческом облике), и на райские кущи, издеваясь над птицами Сирином и Алконостом, упрятанными в клетку. То есть вообще ничего хорошего не заслуживают. Но, тем не менее, как все «нищие духом», они все же получают уготованное им.
Кстати говоря, забавные существа, упомянутые в нашей недавней новости #1654, действительно оказались Алконостом и Сирином – в том виде, как они появлялись в Китеже. В 4-м акте оперы (в раю) Сирин и Алконост предстают в обличьи прекрасных дам в роскошных одеяниях и с нимбами.
См. также видео на YouTube: "Сказание о граде Китеже" – за день до премьеры (репортаж в передаче "Билет в Большой" телеканала "Культура" 9 октября 2008 года).