"Главная моя мечта: поставить здесь оперу! — признавался два года назад Штефан Паули, художественный руководитель "Недели Моцарта". — Моцартовскому фестивалю, в программе которого нет оперы, явно чего-то не хватает. Но финансы дают возможность оперной постановки только раз в несколько лет". Как ни странно, форум позволил себе оперу именно сейчас, в пору экономического кризиса, впервые за четыре года. Как рассказал господин Паули, постановка "Идоменея" стала возможной лишь благодаря копродукции с Фестивалем искусств в Экс-ан-Провансе и Бременским музыкальным фестивалем и все равно влетела Зальцбургу в копеечку.
Над "Идоменеем" работали дирижер Марк Минковский и режиссер Оливье Пи; этот же тандем ставил "Пеллеаса и Мелизанду" Дебюсси в 2007 году в Московском театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Тот, кто видел "Пеллеаса", с первого взгляда на сцену угадает имя постановщика "Идоменея": основной декорацией Пи сделал, как и тогда, внушительную металлическую конструкцию-трансформер с лестницами. Она обращается то в подобие египетской пирамиды, то в трибуну, то в мавзолей и, несмотря на габариты, легко ездит по сцене как целиком, так и частями. Верх декорации украшен символическим изображением города, где под треугольными старомодными крышами светятся окошки новостроек, над которыми возвышаются подъемные краны.
Заслышав музыку, нетрудно угадать и имя дирижера: кроме Марка Минковского и ансамбля "Музыканты Лувра — Гренобля", сегодня мало кто играет Моцарта так зажигательно и свежо — разве что Рене Якобс, из-за болезни отменивший свое выступление на фестивале. Минковский не зря вывел за собой на поклоны весь коллектив: работа маэстро и его подопечных (равно как и Эстонского филармонического камерного хора) радовала на протяжении всего спектакля. Но происходившее на сцене не радовало вовсе, начиная с увертюры, во время которой пленники Идоменея, царя Критского, прибывают с чемоданчиками на фильтрационный пункт, где секьюрити в черных костюмах и масках, с дубинками и автоматами проверяют документы у троянцев, наделенных афроамериканской либо арабской внешностью. Продолжая балетным дивертисментом, где пляшут мужчины в платьях и волчьих масках. Не говоря уже о появлении на сцене Нептуна в короне и с трезубцем, которому только и остается запеть: "Я Нептун, морское чудо, мне подвластны все суда" — настолько он серьезен и могуществен.
В четвертый раз ставя "Идоменея", Минковский впервые обратился к венской редакции оперы, где партия принца Идаманта поручена тенору. Чаще ее поют меццо-сопрано — так, в предыдущей зальцбургской постановке оперы это были Веселина Казарова и Магдалена Кожена. Каждой из них удавалось создать образ настолько яркий и цельный, что Идамант воспринимался как главный герой оперы. Тенор Янн Берон — артист более скромного дарования, и решительно непонятно, как троянская принцесса Илия (Софи Картаузер, главная удача кастинга) могла полюбить такого Идаманта. Впрочем, Оливье Пи и не занят созданием цельных характеров или выстраиванием собственного видения сюжета: он рисует отдельные картинки, и делает это неплохо. Идоменей собирается принести сына в жертву, но руку с занесенным ножом останавливает Нептун — намек на Рембрандта. Пробегает демонстрация с мирными лозунгами, а на полу корчатся три окровавленных парня — намек на шахидов, как поясняет буклет. На фоне занавеса из зеркал танцуют полуобнаженные молодые люди с посеребренными головами — намек еще на что-нибудь. Туманно, но красиво.
Вопрос в том, так ли нужна "Неделе Моцарта" подобная постановка. Опера в любом случае была и остается визитной карточкой летнего Зальцбургского фестиваля, тогда как зимний в последние годы отличался изысканными концертными программами и блестящим исполнительским составом. И если оценивать то или иное фестивальное событие с точки зрения его уникальности, на первом месте окажется не "Идоменей", уже прошедший в Экс-ан-Провансе и Бремене, а скорее появление 83-летнего Дьердя Куртага в качестве исполнителя собственных сочинений (подробнее об этом в следующем репортаже из Зальцбурга). Лет через десять подобное, увы, вряд ли окажется повторимо, а вот спектакли вроде "Идоменея" — невнятные, но броские — будут ставить везде и всегда, пока жива опера.
Илья ОВЧИННИКОВ, "Время новостей"