В Москву маэстро прибыл из Милана, отсюда отправился в Брюссель и в каждом из городов играл любимых Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта. Исполнения такого класса Москва не слышала уже давно и, видимо, долго еще не услышит.
За последние два года Московская филармония не раз привозила в столицу исполнителей, чьи выступления вошли в историю здешней музыкальной жизни: достаточно назвать лучшие симфонические оркестры Вены, Лондона, Берлина. Их концерты, правда, сами собой напрашиваются на сравнение, тогда как концерт Альфреда Бренделя, также без преувеличения исторический, сравнить не с чем. Сейчас Брендель – один из самых уважаемых в мире музыкантов, чей авторитет завоеван 60 годами кропотливой работы.
В 1948 году на своем первом концерте Брендель сыграл помимо сочинений Баха, Брамса и Листа собственную фортепианную сонату, однако композитором не стал. Зато он известен как незаурядный поэт и эссеист, охотно допускающий слушателя в свою творческую лабораторию. "Наш нравственный долг – сделать все, что в наших силах, чтобы музыка прозвучала как можно более волнующе, таинственно, задумчиво, забавно, элегантно". Этот девиз оправдан всей долгой жизнью Бренделя в искусстве.
Пианисты нашего времени все чаще пытаются представить публике своего Моцарта или своего Бетховена – нередко с полным на то правом и с впечатляющим художественным результатом. Брендель поступает иначе: после Гайдна почти без перерыва переходит к Моцарту, затем, не дожидаясь окончания аплодисментов, начинает бетховенскую сонату. Музыка рождается как будто здесь и сейчас, без помощи не только исполнителя, но и автора. И лишь позже, когда ее очарование постепенно проходит, становится ясно, что в этом и заключается истинная мудрость мастера, понимающего искусство интерпретации как максимальное приближение к первоисточнику. "С каждым разом я стремлюсь быть все более и более свободным, и в то же время все более и более точным" – так объясняет Брендель причину постоянного возвращения к одним и тем же авторам и произведениям.
Он словно с неохотой уходит за кулисы – и почти сразу же возвращается, даже не дав публике откашляться, хотя о повышенном внимании Бренделя к кашлю хорошо известно. Одно сочинение перетекает в другое, в третье – Вариации Гайдна фа минор, Соната Моцарта фа мажор и Тринадцатая Бетховена образуют единый цикл, иллюстрируя слова пианиста: "Для меня Моцарт и Бетховен – архитекторы, расположившиеся между первооткрывателем и искателем приключений Гайдном и сомнамбулическим Шубертом". После антракта публика услышала и Шуберта – правда, си-бемоль-мажорная соната звучала не столько сомнамбулически, сколько печально. И уж совсем рвал душу последний из четырех бисов – шубертовский же Экспромт соль-бемоль мажор, возможно, лучший номер последней программы мастера.
Зальцбургский фестиваль, где с 1960 года Брендель выступал более 60 раз, был и остается страницей особой важности в его артистической биографии. Следующим летом в рамках программы "Школа слушания" объявлены три лекции пианиста: "Характер в музыке", "Свет и тень в интерпретации", а также "Должна ли классическая музыка оставаться абсолютно серьезной". Одна из центральных фигур предстоящего форума – Ференц Лист, которому посвящено эссе Бренделя, написанное специально к этому случаю. Но ни на открытии, ни на закрытии фестиваля, как это ни раз бывало прежде, Брендель уже не сыграет.
ИЛЬЯ ОВЧИННИКОВ, "Газета"