Один из главных украинских музыкантов ХХ века Игорь Блажков вынужденно уехал в Германию в 2002 году. В 1994-м он был уволен с поста художественного руководителя и главного дирижера Национального симфонического оркестра с иезуитской формулировкой: "по причине упразднения должности". Вскоре после этого между Германией и Украиной начались переговоры о реституции нотной коллекции берлинской Певческой академии, над изучением и озвучиванием которой дирижер проработал более тридцати лет (передача ценностей состоялась в 2001 году). В итоге получилось, что Игорь Блажков уехал вслед за своей любимой музыкой.
Ни один разговор об этом музыканте не обходится без упоминания его великих друзей – Дмитрия Шостаковича, Игоря Стравинского, Эдгара Вареза и прочих, с кем он постоянно переписывался, чьими премьерами руководил и в чью музыку пытался влюбить слушателя. Начиная с 1960 года, когда состоялось знакомство Игоря Блажкова и Валентина Сильвестрова, они и многие другие киевские музыканты собирались раз в неделю, по пятницам, у кого-нибудь дома, чтобы поделиться новыми записями, сочинениями и мыслями. На похожие "посиделки" с господином Блажковым неделю назад в Доме ученых собралось несколько сотен человек. Он с нескрываемым восторгом рассказывал о Фридрихе Великом и его берлинском дворе: теперь он обживает немецкую историю – так же, как когда-то обживал украинскую.
Для единственного концерта в Киеве Игорь Блажков выбрал партитуры вневременные и без жесткой привязки к географии – увертюру "Светлый праздник" Николая Римского-Корсакова, Requiem canticles ("Заупокойные напевы") Игоря Стравинского и Пятую симфонию Густава Малера. С помощью музыки о вечном дирижер попытался помириться с Национальным симфоническим оркестром, который в 1994 году променял его на другого руководителя, посулившего музыкантам более светлое будущее и активные зарубежные гастроли.
Субботним вечером в зале не было случайных людей, и каждый, кто должен был прийти, пришел (хотя ажиотажа не случилось, и часть партера была свободна). Молодежь, свисавшая гроздьями с балкона филармонии, наблюдала за каждым движением легенды, поочередно уступая друг другу удобные места.
Украинскую премьеру "Реквиема" Стравинского Игорь Блажков посвятил близкому другу, композитору и руководителю знаменитого ансамбля старинной музыки "Мадригал", скончавшемуся во вторник во Франции Андрею Волконскому, а Пятую симфонию Густава Малера – своей первой учительнице музыки Нелли Дайч. Было заметно, что дирижеру, которому завтра исполнится 72 года, уже не так просто взбираться за дирижерский пульт, да и во время выступления он обходился минимумом движений. Но этого было достаточно, чтобы достичь редкостных глубин и проникновенности в звучании оркестра, хотя и катастрофически мало, чтобы заставить виолончели играть в унисон в "Реквиеме" Стравинского или предугадать, что в начальной фразе Adagietto Малера вдруг бахнут ударные.
Концерт таким и получился: с одной стороны, одним из прекраснейших в этом году, с другой – полным смешных нелепостей. Тем не менее Игорь Блажков уверял, что при его "правлении" оркестранты были гораздо хуже, чем сейчас, так что у него еще тогда выработалась привычка, свойственная всем великим дирижерам: за деревьями видеть лес, а за игрой любого оркестра слышать музыку.
"Хочу записать все ранние симфонические произведения Валентина Сильвестрова, которые имеют ко мне отношение"
Накануне выступления с Национальным симфоническим оркестром дирижер ИГОРЬ БЛАЖКОВ рассказал корреспонденту Ъ ЮЛИИ БЕНТЕ о том, как ему живется в Германии. – На недавней встрече в Доме ученых вы с увлечением рассказывали о музыке при дворе Фридриха Великого, однако совсем ничего о себе. Чем вы занимаетесь в Германии?
– Во-первых, пишу мемуары. У меня там "Детство", "Отрочество", "Юность" – как у Толстого. Так вот до отрочества я еще не дошел. Думаю, господь мне отпустит время, чтобы я добрался до финиша.
Также работаю над книгой воспоминаний о своей первой жене Галине Мокреевой, в декабре исполняется 40 лет со дня ее кончины. На ее статьи о гармонической сущности и мелодике Игоря Стравинского по сей день ссылаются музыковеды всего мира. У меня уже есть договоренность с издательством, и к декабрю эта книга должна лежать у меня на столе.
Изумительные воспоминания написал композитор Леонид Грабовский. С первого года учебы в консерватории мы сидели рядом, и я всегда считал его немножко суховатым человеком. А он такие поразительно нежные мемуары написал, такие искренние, что читаешь – и плакать хочется.
А вот Андрей Михайлович Волконский не успел. Я все собирался как-то приехать к нему в гости. Он фантастически готовил! Во время нашего последнего разговора он сказал: "Я сейчас пеку пироги". Я спрашиваю: "Из какого теста – дрожжевого или песочного?" "Из всякого",– ответил он.
– Дирижирование не оставили? – Своего коллектива у меня нет, но, как правило, раз в полтора месяца выступаю. Каждый раз делаю новую программу – не люблю старье мусолить. Этого хватает, потому что готовлюсь очень основательно. Приятные контакты установились с Японией. Сначала были концерты с симфоническим оркестром, в последний раз – с токийским камерным оркестром "Гармония". Это незабываемые впечатления. Так, как японцы умеют работать, никому не снилось – ни американцам, ни европейцам.
– Вы только играете или что-то также записываете? – Хочу записать все ранние симфонические произведения Валентина Сильвестрова, которые так или иначе имеют ко мне отношение. Думаю, это будут Первая симфония, "Классическая увертюра", "Эсхатофония", "Гимн 30-летию Блажкова". Все камерные концерты, которые играл, у меня уже собраны.
– Как складывалась программа вашего выступления с Национальным симфоническим оркестром?
– Гвоздь этой программы – "Заупокойные песнопения" Стравинского. Я был первым исполнителем этого произведения в СССР. Игорь Федорович в последние годы был уже немощным. Безусловно, этот реквием он писал для себя и очень волновался, что не успеет закончить. За несколько месяцев до смерти к нему на французский горный курорт Эвиан приехала его племянница из Ленинграда. Через нее он передал для меня партитуру реквиема со своим автографом. Ксения Юрьевна рассказывала, что тогда наклонилась к дяде и говорит: "Когда же ты приедешь в Советский Союз? Тебя там ждут!" Дядя собрал последние силы и ответил: "Хорошенького понемножку".
Юлия Бентя, "КоммерсантЪ- Украина"