Перед премьерой «Кармен», второго спектакля Латвийской национальной оперы, гастролями которой торжественно открылся сезон культуры Латвии в России, латвийский министр культуры Хелена Демакова слегка удивила публику.
В своем приветственном слове она почему-то предположила: за последние годы в России могло подрасти поколение, не испытывающее симпатий к Латвии. Видимо, представителей такого поколения в зале Большого театра не было. Публика приняла спектакль так внимательно и радушно, как принимают только дорогих гостей.
Если бы подобную постановку «Кармен» представил любой из привычных москвичам российских театров, то до конца спектакля остались бы лишь уснувшие от скуки да поклонники великолепного тенора Александра Антоненко. Этот молодой солист Латвийской оперы уже сделал заметную европейскую карьеру и в следующем сезоне будет петь Отелло на Зальцбургском фестивале – самую сложную итальянскую теноровую партию на самом престижном музыкальном форуме мира.
Его Хосе покоряет проникновенным тембром голоса, в котором сочетаются юношеская страсть, трогательная детская искренность и захватывающая энергетика. Он заставляет зал, затаив дыхание, сопереживать герою в запетой, казалось бы, арии с цветком и пугает убедительностью истерики Хосе в заключительной сцене. Пара фальшивых нот, допущенных певцом от избытка чувств, не испортили дела.
Достойным соперником героя и в вокальном, и в актерском отношении оказался Эгилс Силинс (Эскамильо), обладатель благородного баритона и спортивной внешности. Лиора Гродникайте (Кармен) не обладает мощным голосом, но она как может компенсирует вокальные недостатки страстным драматическим интонированием и выразительной актерской игрой, благо возможностей для этого хоть отбавляй.
Главное в рижском спектакле не вокал и не музыка Жоржа Бизе, то есть не собственно «Кармен». Главное – сам факт, что оперу поставил Андрейс Жагарс, бывший киноактер, затем бизнесмен и вот уже не первый год как хозяин и лидер театра. В его работе сочетаются энтузиазм и кипучая энергия неофита, недавно открывшего для себя новое увлекательное дело постановки опер, и нередкая для пришельцев из смежных театральных цехов невосприимчивость к самому понятию музыкальной драматургии.
Главное достижение Жагарса – перенос места действия оперы на Кубу. Буклет снабжен солидной подборкой фотографий колоритных гаванских пейзажей, вдохновивших режиссера.
Площадь первого акта в связи с этим превращается в пятачок перед ангарами табачной фабрики, где работает Кармен. Таверна – в обшарпанную забегаловку, сцена в горах переносится на набережную с фотоизображением гаванского пейзажа, ну а заключительная сцена разыгрывается перед входом на стадион, где предполагается не коррида, а боксерский поединок.
Все это само по себе не так уж и плохо: в труппе немало хористок со стройными фигурами, которым идут мини-юбки и лосины, а Гродникайте – Кармен выглядит чуть ли не супермоделью. Но беда в том, что содержательная часть «Кармен» состоит не в этой внешней мишуре, хоть испанской, хоть кубинской, а в предельно внятно выраженном музыкой противоборстве чувств и мыслей героев.
Жагарс, увлеченный кубинскими впечатлениями, всего этого не слышит. Поэтому действие его спектакля, распланированное логично, детально и местами не без юмора, убийственно скучно своей приземленностью и предсказуемостью. Едва на площади появляется Микаэла с велосипедом и рюкзачком, вы понимаете, что солдаты будут шутить с ней, именно останавливая велосипед, а из рюкзака она, конечно же, вынет еду для Хосе.
Так и случается. Едва Хосе выкатывает на площадь старый мотоцикл, вы понимаете: он будет его чинить, а Кармен – отвлекать героя хабанерой. И точно.
Подобные переносы места действия вошли в повседневный обиход мирового оперного театра лет эдак 20 назад. Лучшие театральные умы, выжав из этого метода все возможное, давно и пока безуспешно ломают головы, чем бы его заменить. А рижская опера, открыв для себя этот прошлогодний снег, думает, что теперь-то освоила ноу-хау настоящего современного искусства.
Ярослав Седов, “Газета”