Оркестр, сидя по домам, играет симфоническое произведение в интернете. Это временная мера или наше будущее? Мы пока не знаем. Однако интересно узнать, как это делается? «Музыкальная жизнь» решила задать звукорежиссерам конкретные вопросы.
Практиков дела выспросил шеф-редактор издательства «Композитор» Петр Поспелов.
— В текущей ситуации предпринимается все больше попыток записать оркестровое произведение, не выходя из собственных квартир. Как вы считаете, можно ли достигнуть сносного результата? Если нет, так и говорите – это тоже ответ.
Павел Лаврененков (Москва): И да, и нет.
Михаил Соколик (Москва): Это реально, хоть и непросто. Нужно смириться с тем, что это будет лишь отчасти ансамблевое музицирование, потому что играть и петь вместе у артистов не получится. Достичь сносного результата можно, но не во всех случаях.
Сергей Гилев (Екатеринбург): Работы на удаленке следует рассматривать как отдельное явление и не сравнивать их с профессиональными записями. Музыканты работают, не впадают в депрессию. Ради этого уже следует делать такие проекты.
Виктор Осадчев (Москва): Мы лишены привычных акустических условий студии или концертного зала, которые разительно отличаются от возможностей угла квартиры или чердака дачи, где записывают себя музыканты. Но именно такой материал присылают нам с просьбой «собрать, чтобы было красиво».
Григорий Воскобойник (Санкт-Петербург): Запись в квартире может выйти лучше студийной!
Дмитрий Липай (Сиэтл, США): Теоретически – возможно, практически – сложно. Вопрос, нужно ли? Эпидемия пройдет, музыка вернется в залы.
Дмитрий Гнездилов (Москва): В нашей жизни столько изменений. Хотим мы их? Нет? Нас никто не спрашивает! Но «звучать» мы будем однозначно в любых условиях!
— Как выстраивается процесс? Музыкант играет под клик? Музыкант играет под ранее записанные партии других инструментов? Музыкант играет по дирижеру?
Сергей Гилев: Метроном убивает музыкальность, но это простейший способ собрать в итоге нечто единое. Мы же использовали метод последовательной записи и наложения. Сцена из оперы «Царская невеста» Римского-Корсакова – первый опыт для артистов оркестра и солистов театра «Урал Опера Балет». Сразу было видно, насколько они соскучились по работе. Но все происходило спонтанно: музыканты записывались под видео дирижера (Константина Чудовского. – П.П.), не дожидаясь того, как я отправлю им очередную минусовку.
Римский-Корсаков. Секстет из оперы «Царская невеста». Урал Опера Балет:
Дмитрий Гнездилов: Главный враг одновременной игры по сети – задержка. Нужен быстрый выделенный канал цифровой связи. Это почти реально, но доступно не каждому. Можно отключить видео, поток будет гораздо быстрее. Но на сегодняшний день не существует средств передачи сигнала в обе стороны без задержки. Остается только последовательная запись: нанизывание треков по очереди.
Играть можно под клик-метроном, что не для любой музыки подходит. Клик, даже с изменениями темпа внутри, все рушит: музыка превращается в механическую машину. Поэтому самый надежный способ: первый трек записывает дирижер, условно с концертмейстером, или главный музыкант, «первопроходец». А потом все остальные.
Михаил Соколик: Запись проходит под партию фортепиано, под клик, под видео с дирижером, под минус или под комбинированный вариант. Организацией процесса мы занимаемся с музыкальным руководителем и режиссером. Музыкальный руководитель рассылает артистам партии и минус/клик/фортепиано, режиссер раздает актерские задачи, пожелания по кадру. Далее артисты и музыканты записываются и присылают записи. Я их добавляю в проект и свожу. Так это должно выглядеть в идеале, и так еще ни разу не было.
Виктор Осадчев: Первое, о чем я прошу, – выбрать максимально простой материал. Если есть возможность взять метроном, общий для всех, – это облегчит процесс.
В идеальной ситуации должно быть организующее звено – к примеру, рояль. Тогда сначала пишем рояль под метроном. Затем я к партии рояля добавляю метроном и уже этот файл рассылаю как базовый. Он организует музыкантов ритмически и дает гармоническую основу. В некоторых случаях мы делали фортепианную подложку, которую потом убирали. Где сразу предвиделись сложности, там сначала записывали часть партий, потом отправляли следующему музыканту премикс. В большом ансамбле музыканты, бывает, вступают не сразу – значит, нужно дать им возможность начать ближе к своему месту, но обязательно указав это в их файлах.
Также для удобства попросите сделать хлопок (который окажется необходим для дальнейшей синхронизации звука и видео) за два такта до вступления инструмента. Если у вас был еще и метроном, то собрать такой проект будет значительно проще.
Дмитрий Липай: Музыканты должны использовать наушники на одно ухо или обычные, но в которых они могут слышать микс всей группы. И должны видеть дирижера на экране.
Павел Лаврененков: Процесс выстраивается каждый раз по-разному. Музыканты играют и под клик, и под ранее записанные дорожки. И так, и сяк.
— Какая необходима техника и акустика на стороне музыкантов?
Александр Кириллов (Новосибирск): Микрофон, предусилитель, конвертор.
Сергей Гилев: Большинство роликов снимается на телефон, это быстро и просто. Конечно, телефон не устройство для звукозаписи. Приемлемый вариант: профессиональный микрофон, аудиоинтерфейс. Или хотя бы портативный рекордер типа Zoom, Tascam.
Как записать концерт? Обзор видеокамер Zoom Q2n-4k, Q8 и других
Михаил Соколик: Как правило, артисты пишутся на телефон. Это хорошо и плохо. С одной стороны, качество звука далеко не эталонное (хотя современные телефоны пишут звук лучше, чем раньше).
С другой стороны, если у артиста есть дома микрофон, это далеко не означает, что он знает, как им пользоваться. Нужно организовать мини-студию звукозаписи у артиста дома, а удаленно сделать это непросто. Нужно следить, как он поставит микрофон, как перед ним встанет, какой уровень записи выставит, в каком формате запишет и в каком отправит.
Дмитрий Гнездилов: Самое простое решение для записи речи на телефон – микрофонная петля, даже самая дешевая, которая крепится на одежду. Для записи музыки микрофонную петлю тоже можно использовать, но возникнут проблемы с креплением. Потребуется расстояние примерно 50 сантиметров – тут уже нужен мини-штатив. Главная задача – обойти микрофон самого смартфона, который очень сильно компрессирует звук, вытягивая все ненужное вокруг, и подсоединить внешний микрофон.
Для музыкального инструмента подойдет микрофон типа Shure MV88 для iPhone или ему подобные. Стоит он примерно 150 долларов. Для Android идеален, к примеру, Boya BY-DM100, он стоит примерно 50 долларов. Но Shure, конечно, круче.
Работают микрофоны со своими собственными приложениями, в которых есть уже профессиональные настройки (битность, ширина стереобазы…). Оба эти устройства отлично себя зарекомендовали в любой музыкальной работе, даже в домашней. Но даже с ними убрать акустику помещения, комнаты не получится.
Павел Лаврененков: Никакой техники со стороны музыкантов обычно нет… Телефон.
Григорий Воскобойник: Я могу из видео, записанного на микроволновку, сделать чистый и красивый трек. Музыкантам лучше записываться на то, что есть. И не париться. Хотя всем давно пора иметь минимальный набор:микрофон на стойке, карту, наушники, компьютер, рекордер. Музыкант не обязательно профан.
В целом, европейские и американские музыканты лучше себя чувствуют в условиях домашней записи. С ними проще. Но российские, бывает, лучше играют – а это ценнее!
— Даже если дети не орут, сама комната ведь фонит?
Дмитрий Липай: Каждому инструменту нужно акустическое пространство. Каждый хороший, уважающий себя музыкант, наверное, должен иметь хотя бы небольшой концертный зал в своей квартире или доме, согласны? Иначе даже скрипка Страдивари будет звучать отвратительно. Другой, менее приемлемый вариант: каждый музыкант должен создать у себя дома совершенно заглушенную, «мертвую» с точки зрения акустики комнату. Иначе мы будем микшировать и суммировать плохую акустику маленьких помещений.
Александр Кириллов: Комната должна звучать сносно или не звучать никак.
Григорий Воскобойник: Подложите коврик под барабаны (можно шуметь до 22:00), в углы комнаты (если евроремонт и Gyproc) поставьте или повесьте что-нибудь длинное – старую простыню, занавеску и т. д. Это уберет ненужную реверберацию, паразитные колебания. Максимально закройте окна и любые стеклянные поверхности. Чем больше дома ковров, книжных полок, картин на стенах, тапочек и кроватей – тем чище будет звук, и с ним легче будет работать.
Комната сама не фонит: тикают настенные часы, холодильники, некоторые блоки питания и т. д. Их можно либо отключить на время записи, либо вынести.
Дмитрий Гнездилов: Можно записать инструменты в гардеробной комнате, где концертные костюмы и одежда. Если потом добавить хорошую дорогую реверберацию, то результаты будут очень даже неплохие. Дикторский голос, вокал или инструмент – в спальне у максимально раскрытого шкафа с одеждой.
А мой друг радиоведущий уехал в деревню на время карантина и сегодня записывает свои программы на внешний микрофон в открытом поле, где совсем нет отражений. Запись получается вполне эфирного качества.
Михаил Соколик: Иногда фоновый шум в комнате бывает критически высоким, но, как правило, это не представляет большой проблемы. Хоть мы и стараемся сделать работу максимально хорошо, все же редко кто ожидает от такого рода записи студийного качества.
— Есть ли специфика у разных инструментов и групп?
Виктор Осадчев: Типичная проблема – нелинейные искажения, когда микрофон не принимает слишком высокий уровень сигнала. Это может случиться не только с медными духовыми, но и с деликатными по силе звука инструментами. Ошибка – расстояние до микрофона (телефона).
Но если вы звукорежиссер и получили файл, в котором сигнал перегружен, не спешите списывать его со счетов: некоторые модели мобильных телефонов записывают стереосигнал, но по факту это не лево и право, а сочетание двух микрофонов, привязанных к фронтальной и основной камерам телефона. Можно спасти звук, взяв его в местах с перегрузом с противоположного микрофона: даже по форме волны будет видно, какой из них меньше пострадал.
Вторая по важности проблема – алгоритмы компрессирования, встроенные в телефон, – увы, их не всегда можно отключить. Неприятности – всплывающий в паузах шум (который можно потом убрать), а вот компрессия самого сигнала может почти уничтожить полезную информацию. Страдает в этом случае как динамический диапазон игры музыканта, так и тембр, который отличается от мест, где алгоритм сработал.
В условиях записи из дома мы не получаем привычной разницы в расстоянии до оркестровых групп – как в студии или концертном зале. Мы получаем звук на микрофон, стоящий перед инструментом. Все-таки музыка, написанная композитором или профессиональным аранжировщиком, предполагает акустические условия звучания: вряд ли мы обошлись бы звуком валторны, записанным прямо из раструба, – она должна звучать в акустике. С другими инструментами – похожая ситуация.
Павел Лаврененков Звукорежиссер в таком режиме становится многостаночником в прямом смысле этого музыкального термина. Он ровняет вертикали, присваивает кускам динамическое разнообразие, окрашивает тембры. Остальное – как обычно. Убираем «слюни», добавляем смысл, собираем форму…
— Как чистятся исходники, присланные музыкантами?
Григорий Воскобойник: Если это нужно – ручками. Сначала удаляются просто пустые места, потом спектром – остальные шумы. Это легко.
— Есть ли у литавриста дома комплект из пяти котлов? Как поживают его соседи?
Сергей Гилев: Уверен, что они слушают хорошую музыку. Некоторые наши солисты выезжают в лес, чтобы петь. У арфистки есть дома инструмент. Ударные в записях мы не использовали. Но если потребуются литавры, думаю, придется использовать сэмплы.
— Звукорежиссер работает дома, или у вас есть пропуск на студию?
Александр Кириллов: Я имею доступ в студию, есть пропуск для подготовки материала интернет-трансляций.
Михаил Соколик: Я звукорежиссер театральный, студии нет. Все делаю дома.
Григорий Воскобойник: Я работаю в домашней студии. Но я ее специально делал как студию: со звукоизоляцией, с косым окном в стене между комнатами.
Виктор Осадчев: Мы лишились привычных студийных условий, но, так или иначе, почти у каждого звукорежиссера дома есть рабочее место, которое, может, и не соответствует стандартам звучания, но, когда работаешь на своих мониторах в своей комнате, ты уже знаешь, на что делать скидку. Речь не идет о выпуске записей на международном лейбле, поэтому не вижу проблемы при работе над роликом для YouTube из дома без финальной проверки звучания на студийном контроле.
Павел Лаврененков: У меня дома студия – аппаратная сведения. Буду иметь пропуск в нее, пока жена не отберет.
— Можно ли свести оркестр на домашнем компьютере, или нужен в придачу пульт? Колонки или наушники?
Сергей Гилев: Подобные проекты не требуют больших технических ресурсов, записанный материал может быть смонтирован в домашней студии. Минимальный набор: мощный компьютер или ноутбук, DAW (Digital Audio Workstation – цифровая звуковая рабочая станция. – П.П.), аудиоинтерфейс, мониторы.
Выбор программ и оборудования очень индивидуален. Это вопрос личных предпочтений и возможностей: какая DAW, какой компьютер, мониторы и т.д. Я верю, что человек – ключевое звено в этой цепочке. Не люблю, когда молятся на аппаратуру.
Михаил Соколик: Пульт для сведения не нужен, достаточно компьютера. Колонки и наушники, и еще другие наушники, и еще контроль звучания на мобильном телефоне. Как правило, такие ролики предназначены для выкладывания в соцсети, поэтому я стараюсь убедиться, что номер будет прилично звучать везде.
Григорий Воскобойник: В наушниках сводить нельзя, это миф. Их иногда можно нацепить и что-то уточнить по ходу.
Александр Кириллов: Пульт давно уже не нужен для сведения, да и для записи. В наушниках обычно не сводят. Выбор операционной системы и программы DAW – личное дело каждого.
Павел Лаврененков: Сейчас многие пульты уже сделаны из компьютеров, поэтому при наличии хорошей акустики в аппаратной (что главное) и глубочайших навыков работы в своей программе можно совершать чудеса.
Дмитрий Гнездилов: Последнее место в звуковом тракте – это контроль. Слабое звено. При этом очень ответственное. Звуковые колонки и наушники: они должны быть недешевые и максимально линейно ровные по частотке. Здесь мы финально формируем всю нашу звуковую картину. И от того, правильно ли мы слышим звук, зависит наш правильный конечный результат.
Понятно, что симфонический оркестр на простых мультимедийных динамиках вы никогда не сведете.
— Mac или PC? Какие программы? Сколько дорожек?
Павел Лаврененков: PC, к сожалению, потому что Pyramix. О моем сне с президентом Pyramix Клодом Селье, когда я услышал от него, что они наконец-то сделали версию для Mac, я уже рассказывал. И о том моем разочаровании при пробуждении тоже.
Александр Кириллов: Количество дорожек сейчас практически неограниченно.
Михаил Соколик: Монтажом и сведением я занимаюсь в Reaper, так что это и Mac, и PC. Количество дорожек зависит от проекта. Первую подобную запись мы делали с большим количеством артистов и музыкантов. Там в проекте было 150 дорожек. Сейчас работаем с камерным материалом, здесь не больше двадцати.
Григорий Воскобойник: Mac или PC – разницы нет. Никакой. Основные требования к компьютерам одинаковы для всех: SSD (Solid-State Drive – твердотельный накопитель информации. – П.П.), очень много оперативной памяти, доступный по карману аудиоинтерфейс, ваш любимый мониторинг, ваша любимая DAW и ваш друг – профессиональный звукорежиссер и музыкант, которого вы уважаете, доверяете и не боитесь ему позвонить и спросить любую глупость (для меня этим человеком является Яков Захваткин, студия CineLab).
Дмитрий Гнездилов: РС или Мас в окончательном, сведенном звуке – не важно. Но Мас, конечно, более надежная и стабильная система в сложной многоканальной музыкальной работе… Количество дорожек практически неограниченно. Работаю на Мас, Core i9, RAM 64 GB, Logic Pro X, Universal Audio Apollo x8. PC использую для несложных проектов.
— Сколько времени занимает у режиссера минута сведения струнного квартета? Вокального квартета? Оперного ансамбля? Оркестра? «Оды к радости»?
Павел Лаврененков: Времени требуется немерено. От одного дня до бесконечности, ограниченной лишь сроками карантина.
Михаил Соколик: Каждый отдельный номер требует разного времени. Само сведение занимает не так много времени, как получение материала и редактирование.
Пол Гордон. «Мой длинноногий деда». Инстаграм-мюзикл. Режиссер Алексей Франдетти:
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Григорий Воскобойник: Сведение может занимать время, аналогичное времени звучания трека, а может и месяц. Зависит от ушей и возможностей.
Дмитрий Гнездилов: Это утомительный и многосложный постпродакшен – выбирание дублей, их монтаж, двигание треков по «вертикали власти», чистка лишних звуков, не относящихся к музыке, рисование динамики «громче – тише»… Чистить и улучшать проект можно вечно. Главное – сдать его к сроку на эфир или на YouTube.
Ильдар Ханнанов (Балтимор, США): Я работаю в церкви и занимаюсь сведением каждый день. Можно записать все вразнобой, с разным качеством, в домашних условиях, а после сведения получается Хор Свешникова.
На рынке очень большое предложение track sharing-программ. Я использую программу Soundtrap. Соединение секвенсора, или, как это сейчас называется, Digital Audio Workstation, с возможностью обмениваться дорожками для совместного редактирования. Когда ты записываешь свою дорожку, она автоматически транслируется на такой же секвенсор твоего партнера и оповещает его по электронной почте.
После того, как все записали свои дорожки, идет коллективная работа по вертикальному выравниванию и балансировке. Но вот в реальном времени streaming audio in/out пока не доступно.
— Есть ли проблемы с обратной пересылкой материала музыкантам, требуется ли конвертация форматов?
Михаил Соколик: С конвертацией проблем не возникает. С пересылкой материала – возникают регулярно. Несмотря на общие рекомендации (например: «Скидываем записи мне в Телеграм»), все равно многие пересылают как кому удобно: на почту, в WhatsApp, через совершенно разные файлообменники. И во всем этом надо разобраться, никого не забыть.
Размеры файлов – отдельная беда. Как-то мне скинули видео на три минуты весом четыре гигабайта. И не одно, а несколько. Эти моменты тоже надо оговаривать, чтобы проект имел какие-то внятные размеры.
Павел Лаврененков: Больше всего меня раздражает, когда 80 исполнителей присылают свои ролики, записанные вперемежку в 44100 и в 48000 герц. Не могу понять, как у них получается записать соседние дубли одной и той же скрипки в разных частотах дискретизации. Я этого понять не могу.
Дмитрий Гнездилов: О, эта тема одна из самых «чернорабочих». Конвертация треков занимает много драгоценного времени. Никуда не деться.
Григорий Воскобойник: По поводу форматов файлов я предпочитаю не мучить музыкантов, особенно академических, страшными словами, так как большинство из них пугается.
— Видео монтирует тот же звукорежиссер или другой человек?
Михаил Соколик: Я скидываю микс, а монтажер видео синхронизирует видео под готовый звук. Здесь как раз и вылезают все мои многочисленные правки. Если мне пришлось слишком много двигать звук внутри одного кадра, на видео будет несинхрон.
Сергей Гилев: Видео должно быть смонтировано по партитуре. Иногда монтаж видео делают люди, которые знают музыку, но плохо разбираются в видео. В нашем случае я монтирую видео, но отправляю проект театральному видеоинженеру, чтобы он его скорректировал. Бывает сложность с синхронизацией видео и аудио, если отдельные аудиодорожки инструментов были отредактированы. Тогда это выглядит как игра под минусовку.
Дмитрий Гнездилов: Монтаж видео – отдельная профессия. Но в сложившихся онлайн-условиях приходится заниматься и этим. И это интересный опыт.
Григорий Воскобойник: Как правило, видео монтирует человек, отвечающий за видео. Но с ним надо быть рядом, желательно заказчику. Можно онлайн.
Павел Лаврененков: В видео стараюсь не лезть, но понимать приходится. И с видеофайлами тоже приходится иметь дело. К сожалению.
Виктор Осадчев: С началом карантина все стали рассуждать о том, как провести время с пользой и какие новые навыки получить. Для многих моих коллег-звукорежиссеров, как и для меня, выбор пал на изучение видеоредакторов, поэтому небольшие проекты я теперь могу делать сам. Но стараюсь перенаправлять их в профессиональные руки: видеомонтажерам тоже сейчас нужна работа.
— С какими проблемами вы сталкиваетесь? Откуда ждать сюрпризов?
Михаил Соколик: Коммуникация. В удобном для всех мессенджере мы заводим общий чат, где выкладываем всю информацию по проекту, обсуждаем детали. И, конечно, не все круглосуточно читают этот чат. Режиссер велел всем писать видео горизонтально, а кто-то этого не прочитал и снял вертикально. Или музыкальный руководитель скинул всем предварительную версию минуса, под которую надо разучивать материал. А версию для записи скинул потом.
Кто-то записался под одно, кто-то под другое, и на монтаже не сходится.
Присылают в разных форматах. Иногда приходится напоминать артистам, что фонограмма должна быть в наушнике, и ее не должно быть слышно на записи.
Файловый менеджмент – еще одна головная боль. По каждому проекту мы с режиссером заводим папку в облаке, которая быстро обрастает мусором из версий, дублей, демок, вариантов. Есть и бытовой момент: график работы. Кто-то предпочитает работать поздно ночью, кому-то удобнее пораньше утром. Всегда произойдет что-то, чего не ждешь.
Григорий Воскобойник: Сюрприз может быть один: отключение электричества в доме (в районе, в городе, в стране и т.д.). Покупаем источники бесперебойного питания.
— Онлайн-режиссура – как это согласуется с вашими собственными творческими идеалами, представлениями о звуке, музыке, искусстве?
Сергей Гилев: Это любительский контент, даже если он сделан профессионалами. Я не считаю возможным оценивать эти работы с позиций традиционной звукозаписи.
При записи академической музыки важно передать пространственное впечатление. Возможно ли это, если каждый музыкант записывается у себя дома? Нет, невозможно.
Но главное, художественная ценность такого исполнения – большой вопрос. Все-таки в оркестре и в ансамбле люди играют, ориентируясь друг на друга. Записи можно редактировать, но нельзя улучшить исполнение.
Я как звукорежиссер больше верю в мастерство музыкантов, чем в технические средства. Мы же слушаем старые записи с шумами и помехами, «но как исполнено!» Другой вопрос, что сегодня слушатель привык к качественному контенту, и прослушивание плохой записи может быть прекращено через несколько секунд.
Михаил Соколик: Я бы не сказал, что мне очень нравится то, чем я занимаюсь сейчас. «На берегу», когда мы обсуждаем проект перед началом работы, все выглядит здорово и интересно. Но в процессе коммуникация и редактирование материала занимают столько времени и сил, что к моменту сведения я уже полностью измотан, и каким-то творчеством заниматься уже сложно.
Но в конце, когда получается что-то хорошее, берусь за следующий проект, и начинается все по новой.
Виктор Осадчев: Можно подвинуть вертикаль ансамбля посредством детального (а иногда абсурдно детального) монтажа, можно поправить интонацию (они же записаны отдельно друг от друга: получаем ситуацию попсового певца, которому можно «нарисовать» интонацию).
Можно отчасти решить проблему акустики: современные технологии позволяют частично убирать «звук комнаты». Но нельзя сделать так, чтобы они вместе чувствовали музыку. Получаем выхолощенный продукт, где все вроде бы чисто и вместе, а музыка не случилась.
Дмитрий Гнездилов: С точки зрения профессиональной звукорежиссуры онлайн-проекты оценивать трудно. Зато открываются бесконечные творческие горизонты, и это радует. А для качественного музыкального результата нужно правильное техническое усовершенствование. И начинается все с хорошего микрофона.
В качестве примера – ссылка на видео, правда не классического жанра, но всем рекомендую посмотреть. Вот здесь – все правильно!
Дмитрий Липай: Я не большой энтузиаст таких экспериментов.
Павел Лаврененков: Онлайн-режиссура никак не согласуется с моими творческими идеалами, но зато бывает прикольно. Мы все – исполнители и звукорежиссеры – приобретаем бесценный опыт, который «оголяет» те преимущества, которые дает всем нам совместное музицирование.
Александр Кириллов: Музыка рождается в живом исполнении, задача звукорежиссера – зафиксировать это, как фотограф фиксирует события. Мне не нравится собирать хор или оркестр по одному исполнителю. Может быть, кому-то удалось добиться ощущения реального хора или оркестра?
Борис Лифановский: “Наша половина Адажио”
— Даже Большой театр не остался в стороне от «карантинных» видео, а звукорежиссера – Бориса Лифановского – сам оркестр выдвинул из своих рядов.
— Я не планировал становиться звукорежиссером. Это занятие на меня свалилось в тот момент, когда артисты оркестра Большого театра решили записать карантинное видео. Запись звука здесь – ключевая вещь, напортачить очень легко. А я очень люблю наш оркестр, и мне бы не хотелось, чтобы его попрекали некачественно записанной фонограммой – пусть и карантинной.
Первым нашим опытом стала половина «Адажио» из «Щелкунчика». Прислушавшись ко мнению профессиональных звукорежиссеров, мы с коллегами решили не рисковать и вторую половину «Адажио» в ролике дать записью, которой дирижирует Геннадий Николаевич Рождественский. Сейчас жалею об этом: думаю, вполне смогли бы записать и целиком, просто это заняло бы чуть больше времени. Вскоре мы покажем новое видео, где фонограмма полностью записана из дома – «Интермеццо» из «Сельской чести» Масканьи.
Для качественной записи нужна студия – иначе в чем-то приходится идти на компромисс. Впрочем, стерильность фонограмм, которые выпускаются на компакт-дисках, настолько контрастирует с тем, что люди слышат в концертных залах, что, возможно, ухо быстро адаптируется и к шероховатостям, присущим домашней записи.
Для сведения аудио я пользуюсь Audacity и Adobe Audition на PC, свожу в наушниках Sennheiser HD 280, а потом отслушиваю на качественной внешней акустике.
Дорожки кто-то записывает на телефон, а кто-то – на более приличную аппаратуру, сейчас она есть уже у многих.
Порядок записи такой: по партитуре мы выбираем, какой голос может стать «основой» для записи (поскольку дирижер отсутствует). Пишем его. А потом другие музыканты в наушниках накладывают на него свои голоса. Когда накопится несколько голосов, я делаю черновое сведение и пересылаю следующим музыкантам. Тогда они слышат уже не один голос, а несколько: так им проще.
https://www.youtube.com/watch?v=Fldlyq-IIcY
Первая проблема при сведении – ансамбль, вертикаль. На втором месте – интонация. Для музыкантов оркестра Большого театра задача сыграть вместе даже под запись не представляет никакой сложности. Но из-за условий записи иногда все же приходится возиться с совмещением. С эпизодами, идущими в одном темпе, проблем нет. Но там, где есть агогика и артисты друг друга не видят, просчитать совместное вступление сложно. Поэтому такие вещи во время сведения приходится чистить.
Интонационная совместность – иногда тоже проблема. Записывать в двух наушниках? Не слышишь себя, в связи с чем могут возникнуть интонационные погрешности. Лучше записывать в одном наушнике – но в таком случае плохо слышишь запись. Даже если человек играет чисто сам по себе и умеет подстраиваться к коллегам в обычных условиях, при записи в наушнике он может не попасть в обертоны коллег – не из-за того, что не умеет это делать, а потому что в наушнике эти обертоны не расслышал.
Что же касается эталонов искусства, записи существуют уже более ста лет. Сегодня это один из легитимных видов существования музыки. Записать дома – пусть не идеально, но так, чтобы потом было приятно слушать – можно. И сейчас, наверное, нужно этим заниматься, по крайней мере, тем, кто уж очень тоскует по выступлениям. Но степень значимости любой записи – и студийной, и концертной, и карантинной – определяется не столько технологиями, сколько тем, кто играет перед микрофоном. Если это артист, которому есть что отдать слушателю, то запись будут слушать и переслушивать, она будет жить, даже если в ней есть технические огрехи. А плохого музыканта не спасет и полноценная домашняя студия.
Чайковский. Адажио из «Щелкунчика». Оркестр Большого театра (фонограмма включается с 2:42):
Тимур Ведерников: “Удалось оттюнить каждый инструмент”
— Взамен отмененного концерта в берлинском Концертхаусе Филармонический оркестр Балтийского моря, которым руководит дирижер Кристиан Ярви, выпустил ко дню окончания войны видео с карантинной записью фрагмента первой части «Ленинградской симфонии» Шостаковича (от вступления барабана до самого конца части).
Как производилась запись и сведение, рассказал звукорежиссер Тимур Ведерников.
— Сначала был взят мастер-трек – готовое исполнение этой симфонии другим коллективом, а возможно, и этим самым – не знаю точно, каким: выбирал дирижер. Под него играли все музыканты.
Для синхронизации перед вступлением в каждой партии было сделано восемь кликов. Каждого музыканта я попросил хлопнуть последние четыре раза. На четвертый раз обычно люди попадали в клик (но потом плюс-минус я все это еще двигал). Таким образом было записано 106 партий, причем я просил людей писать свою партию по два раза. Ведь каждый записывал на свой смартфон, и у кого-то звук получался плохим, тогда взамен я мог взять две записи у тех, у кого звук получился хорошим (звукорежиссер имеет в виду партии струнных и частично духовых инструментов, дублирующие друг друга. – П.П.).
Я попросил музыкантов, чтобы они установили на смартфоны программу iRig. Это проще, чем лезть в настройки диктофона. iRig позволил мне получить файлы формата WAV в хорошем разрешении – 48 килогерц. Также iRig отключал компрессор, встроенный в смартфон. Это позволило мне получить вполне приличный звук всех инструментов.
Кроме того, сбор материала облегчило то, что в iRig есть встроенный клиент для загрузки файлов на Dropbox, поэтому все падало мне на Dropbox, а оттуда я уже выставлял материал на треки.
— На видео не на всех музыкантах видны наушники, как они слышат мастер-трек?
— Моя инструкция была такова: я попросил по возможности использовать три смартфона. Один смартфон играет в «уши» мастер-трек, второй записывает звук на оптимальной близости к инструменту, а третий смартфон снимает видео с иного расстояния – потому что если снимать близко к инструменту, то картинка получится слишком близкая – такая не годится.
Но если у музыканта не было трех смартфонов, я просил сначала сыграть без видео и прислать мне звуковой файл, а потом еще раз сыграть и снять видео. Некоторые снимали видео, проигрывая при этом музыку в какую-то колонку, поэтому наушниками не пользовались.
— Как все же удалось синхронизировать 106 дорожек?
— Это заняло довольно-таки много времени. Иногда, поскольку у всех были разные диктофоны и кто-то все же не стал использовать iRig, на протяжении 20-минутного трека к концу набегали расхождения. Тогда приходилось резать материал и выставлять его по тайм-линии так, чтобы все было синхронно.
— Как вы все это свели?
— Обычным образом. Правда, с оглядкой на тот же референс – но, мне кажется, получилось даже интереснее. Потому что референс – запись, сделанная в концертном зале. А здесь была возможность каждый инструмент оттюнить так, чтобы это стало стройно и выпукло. Поработать и с панорамой, и с реверберацией. В общем, получилось то, что получилось.
Шостакович. Седьмая симфония. Baltic Sea Philharmonic:
https://www.youtube.com/watch?v=9vWJv5g5XBA
Петр Поспелов, “Музыкальная жизнь”