После Москвы, Петербурга, Берлина, Белграда, Амстердама и Вильнюса 75-летие композитора Родиона Щедрина отметил Париж.
Торжества организовал в своем театре Пьер Карден вместе с компанией V.Dest Productions. Сразу после юбилейного концерта, где собралась парижская элита, корреспонденту “Известий” во Франции выпала редкостная удача — побеседовать одновременно с Майей Плисецкой и с Родионом Щедриным.
— Празднуя ваше 75-летие, Париж оказался на высоте.
Родион Щедрин: Это была полностью инициатива Пьера Кардена. Мой юбилейный марафон закончится только в апреле 2008 года в Китае. Любому человеку по душе такие празднования. Приятно, когда тебя гладят по головке.
— А вас в жизни чаще гладили по головке или давали подзатыльники?
Щедрин: Всякое случалось. Человек не может пройти 75 лет ровной дорогой — обязательно и спотыкается, и оглоблей ему по голове достается. Особенно если учесть, что мы жили в непростой стране. Однако человек так устроен, что все плохое забывает, раны рубцуются, а доброе помнится.
А одним из самых болезненных ударов было запрещение после премьеры балета “Кармен-сюита”. За него меня очень сильно тогда ругали, а сегодня исполняют каждый день в той или иной стране мира.
— Как вы впервые попали во Францию?
Щедрин: С Францией меня свел кинематограф. Я сочинял музыку к первому советско-французскому фильму “Нормандия — Неман”. Это была интернациональная команда. Сценарий писали Эльза Триоле, Шарль Спаак и Константин Симонов, режиссером был француз Жан Древиль.
— А когда состоялась судьбоносная встреча с Карденом? Великий кутюрье однажды мне рассказывал, что Плисецкая вскружила ему голову.
Майя Плисецкая: Может, он и был увлечен, но мне никогда этого не говорил. Дружим мы с 1971 года, когда на театральном фестивале в Авиньоне нас познакомила Надя Леже (жена художника Фернана Леже Надежда Ходасевич. — “Известия”).
— С тех пор Карден вас одевает?
Плисецкая: Да, я и поныне одеваюсь у Пьера Кардена. В этом плане я сохраняю ему абсолютную верность. Я в своей жизни знала стольких модельеров… Но никто, кроме Кардена, мне не нравился. Рядом с ним все слабаки.
— Значит — вы однолюбка?
Плисецкая: Это он гениален, а не я однолюбка. А люблю я только Щедрина. Карден создал мои костюмы для театра и для кино – это царские подарки! Прежде всего, для “Фантазии” на тему тургеневских “Вешних вод”, для “Анны Карениной”, “Чайки” и “Дамы с собачкой”.
Эти костюмы фантастической красоты сейчас находятся в Бахрушинском музее. Что-то есть в Большом и в Мариинке. У Кардена все мои наряды выбираю не я, а Родион. Более того, куда бы я ни шла, я надеваю только то платье, которое он хочет
— То есть вас одевают Карден и Щедрин?
Плисецкая: Деньги всегда платит Щедрин.
Щедрин: Но должен сказать, что и мои костюмы выбирает Майя. Так что мы полностью квиты. Она мне говорит: “Вот этот пиджак ты возьмешь!”
— “Все счастливые семьи похожи друг на друга”, — утверждал классик. Но трудно представить себе, чтобы Плисецкая и Щедрин были так же счастливы, как простые смертные.
Плисецкая: Так и мы тоже смертные.
Щедрин: Мы все-таки с ней иногда пикируемся. Когда Майя выходит на улицу, то не смотрит, какая погода. Я говорю ей: “Ты промокнешь, надень другую обувь”. — “А мне так удобнее”…
Плисецкая: Точно. Ссоры возникают, когда я не то надела: не то пальто, не те ботинки, не ту кофту.
— Часто ли бывают взаимные упреки?
Щедрин: Майя часто меня укоряет: “Опять ты плохо кланялся, нескладно. Публике не поклонился, не улыбнулся. Все улыбался исполнителям”. За это мне иногда попадает.
— Ревнует — значит, любит, говорят в народе. Вам это чувство знакомо?
Плисецкая: Я его так люблю, что не ревную. Люблю больше жизни. Я не мыслю себе жизни без него. Мне она не нужна.
Щедрин: Не слушайте ее. Майя — человек преувеличений.
— А вы не ревнивый муж?
Щедрин: Ну, что значит “не ревнивый”… Как у Маяковского сказано — нужно ревновать к Копернику. Уж если ревновать Майю, то к Леонардо да Винчи, к Рембрандту…
— Какие слабости вы готовы прощать друг другу?
Плисецкая: Не знаю, надо ли мне саморазоблачаться. Я человек ленивый, хотя все думают, что я работяга.
Щедрин: Она ленивая, это правда.
— Так все россияне немного Обломовы.
Щедрин: Нет, я-то Штольц, думаю.
Плисецкая: Действительно, он совсем не ленивый. Он не позволяет себе лениться ни в чем. У него так много интересных предложений, и все хочется успеть.
— Есть ли в вашей семье лидер?
Плисецкая: Я против матриархата и не люблю, чтобы женщина командовала. Она сразу становится такой неженственной…
Щедрин: Знаете, какое у Майи еще достоинство? У нее биологически нет ни одного мужского гормона. Все — женские. А то смотришь на наших женщин-политиков и не знаешь, каких гормонов у них больше…
— Майя Михайловна, а что больше всего восхищает вас в вашем муже?
Плисецкая: Я восхищаюсь им всю жизнь. Он меня ни разу ни в чем не разочаровал. Может, именно поэтому наш брак продолжается так долго.
— Вы не обижаетесь, когда вас называют “мадам Щедрин”?
Плисецкая: Я обожаю, когда меня так называют. Не только не обижаюсь, но с радостью откликаюсь. Мне нравится быть его мадам. А в Германии говорят “фрау Щедрин”.
Щедрин: Когда к Майе пристают, чтобы она дала автограф, я иногда предлагаю свои услуги и пишу в одно слово: “Мужмайиплисецкой”.
— Вас и поныне объединяет страсть к футболу?
Плисецкая: Конечно. Я болею как любитель, а он — как профессионал. Он, словно тренер, все знает. И может дать советы игрокам.
— И кто ваши футбольные кумиры?
Плисецкая: Кумиры-то уходят. Раньше был Зидан. Из тех, кто сейчас играет, — Мирослав Клозе. Поляк по рождению, но всю жизнь живет в Германии, выступает в баварской команде “Байерн”.
Щедрин: А я сейчас очень симпатизирую французу Франку Рибери, который тоже играет за “Байерн”. Мы вообще болеем за эту команду, ходим с друзьями на ее матчи.
— Даете ли вы друг другу профессиональные советы?
Плисецкая: Мне Родион подсказывает в балете. Может, это странно звучит, но у меня не было хороших педагогов. Я как солдат — годен, но не обучен. А он мне всегда говорит по делу: “Вот здесь надо бы попытаться сделать по-другому. Так будет красивее”. Такие советы может давать только хороший педагог. А хороший педагог рождается в тысячу раз реже, чем хорошая балерина.
Щедрин: А я верю ее музыкальному слуху. У меня есть концерт для скрипки, в котором о последних 14 тактах я говорю: “Это ты написала”. Она меня заставила их написать.
“Нельзя это сочинение заканчивать тихо, — сказала Майя. — Нужен эффектный конец”… Когда у нас возникает какая-то проблема — пусть даже в быту, я ей говорю: “Знаешь что, включай свою интуицию!”
— Вы, Майя Михайловна, человек интуиции?
Плисецкая: Только.
— Родион Константинович, вы часто пишете музыку на заказ. Какую музыку вы хотели бы заказать самому себе?
Плисецкая: Давайте я отвечу на этот вопрос. Есть очень большие произведения, которые Щедрин создал “по собственному заказу”, — например, “Мертвые души”. Сейчас, когда мы живем в Германии, он получает предложения со всего света через свое издательство.
В России всегда говорили: “Ох, вдохновение!” Все это ерунда полная. Баху или Моцарту заказывали произведения, которые надо было сделать за неделю…
Щедрин: … А если не поспеют в срок, не привезут им ни дров, ни пива… У нас превратное представление о заказе. Думают, что это галеры, на которых тебя заковывают в кандалы. Заказ, как правило, — это срок и продолжительность сочинения, а иногда и состав исполнителей. Ничего больше. Ты можешь устремить в этот заказ свои любые мысли, фантазии, музыкальные идеи.
Плисецкая: Жизнь показала, что именно так и надо работать. Это и есть профессионал. Разве Гайдн написал хотя бы одну партитуру без заказа?!
— Правда ли, Майя Михайловна, что вы танцевали в “Лебедином” не то 600, не то 1000 раз?
Плисецкая: В “Лебедином” ровно 800 раз. К сожалению, я не могу сказать, сколько раз я танцевала “Умирающего лебедя”, потому что не считала. Может 50 тысяч, может, 100 тысяч раз.
— Неужели за 100 тысяч раз исполнение не превратилось в рутину?
Плисецкая: Нет, потому что я всегда импровизирую. Мне скучно исполнять одинаково. Для меня всегда имела значение сцена — какая она, покатая или ровная, большая или маленькая, есть рампа или нет, играет ли виолончель, скрипка или арфа, поет ли голос…
— А какая ваша любимая сцена?
Плисецкая: Большой театр. Размер удобный — она большая, но не такая, что не обежишь. Покат такой, какой надо. И доски были очень хорошие. Таких больше нет. Сейчас-то линолеум.
— Некоторые наши звезды утверждают, что играют только для себя — ну еще для нескольких избранных.
Плисецкая: А я всегда танцевала только для публики. Мне не интересно выступать для себя. Плохой публики не бывает — бывает только плохое исполнение. Я за такой балет, который трогает душу и сердце. “Скучно” — вот самое гибельное слово в искусстве.
— Что изменилось в балете за последние полвека?
Плисецкая: Очень многое. Он так же двинулся вперед, как и спорт. Техника у танцовщиков сейчас такая, какая раньше и не снилась. В прошлом, когда кто-то исполнял 32 фуэте, весь мир приходил в волнение, а сейчас делают 100 фуэте, и никто не восторгается…
— Алексей Ратманский уходит с поста худрука Большого. Это потеря для театра?
Плисецкая: Очень жалко, что уходит. У него множество заказов во всем мире. Он полон творческих замыслов, но ему трудно работать еще и как администратору труппы.
— 17 марта исполняется 70 лет со дня рождения Рудольфа Нуреева. Некоторые хореографы утверждают, что он лишь занимался редакцией существующих балетов и ничего своего не создал.
Плисецкая: Я председатель балетного конкурса имени Нуреева, который пройдет в марте в Будапеште. Рудольф сыграл громадную роль в истории балета с начала 60-х годов. У него очень интересная хореография. Он восстановил классику, не испортив ее.
— Лиля Брик была вашей подругой. Но она сотрудничала с органами, а первый председатель КГБ Серов считал Плисецкую английской шпионкой. Нет ли здесь какой-то связи?
Плисецкая: Думаю, что Серов самостоятельно пришел к такому заключению. Он, на мой взгляд, мудрецом совсем не был…
Щедрин: Достаточно было трех секунд, чтобы уразуметь, что Майя ни слова не понимает по-английски. Но за ней на протяжение шести лет по 24 часа в сутки гоняли гэбэшный автомобиль с тремя добрыми молодцами. Да еще вмонтировали микрофон у нашей постели…
— Вы не интересовались вашим досье, которое хранится в КГБ?
Плисецкая: Хрущевский зять Виктор Гонтарь, который был директором Киевского оперного театра, говорил, что на меня написаны целые горы доносов. Писали все кому не лень.
— Что вы ждете от президентских выборов в России?
Щедрин: 2 марта мы будем в Москве и пойдем голосовать. В свое время я был членом Межрегиональной депутатской группы. Помните такую? В нее входили Сахаров, Адамович, Собчак, Афанасьев, Рыжов, Егор Яковлев. Мы были дон-кихотами. Пока мы сражались, другие набивали себе карманы.
— А сейчас вы питаете симпатию к какой-либо политической силе?
Щедрин: Мы хотим стабильности в нашей стране. Ее так трясло долгие годы… Люди устали. Сейчас у России есть шанс сохранить стабильность.
Юрий Коваленко, “Известия”