В Москве концертом Объединенного российского симфонического оркестра под управлением Валерия Гергиева завершится III Фестиваль симфонических оркестров мира.
Музыканты из 28 российских городов исполнят в Колонном зале Дома союзов кантату Чайковского “Москва” и Шестую симфонию Алексея Рыбникова.
О том, как была написана Шестая симфония, о своей работе в кино и новой версии рок-оперы “Звезда и смерть Хоакина Мурьетты” Алексей Рыбников рассказал в интервью корреспонденту «Газеты» Ольге Романцовой.
– Когда возник замысел Шестой симфонии?
– Замысел возник довольно давно, но стартовой точкой стало 1 января 2008 года. Через несколько месяцев партитура симфонии была готова.
– Начать симфонию 1 января – очень пунктуально.
– Дело в том, что к Новому году сформировалась программа нынешнего фестиваля оркестров мира, стало ясно, что симфонию возможно будет исполнить. Разговор о ней впервые зашел год назад, на пресс-конференции фестиваля.
Кто-то из журналистов спросил, почему в его программе только классические сочинения, и директор Ассоциации руководителей симфонических и камерных оркестров России Лолита Сильвиан, сидевшая рядом со мной, предложила: «А почему бы вам не написать симфонию к следующему фестивалю?»
– Если вы намереваетесь что-то советовать дирижеру во время репетиций, не боитесь конфликта?
– Если композитор рассказывает о своем произведении дирижеру (я обычно даже делаю запись музыки на компьютере), то конфликта не возникает. Но, по-моему, дирижер – это стихия.
Те дирижеры, с которыми я работал, например Теодор Курентзис или Марк Горенштейн, всегда предлагали интересные трактовки. Иногда это шло вразрез с моими задумками, но в результате оказывалось, что свежий взгляд был даже необходим. Можно о чем угодно говорить на репетициях, но во время концерта дирижер руководствуется чем-то еще. В этом вся прелесть живого исполнения музыки: оно должно быть спонтанным, стихийным.
– Вы впервые работаете с Валерием Гергиевым?
– Впервые. Мне практически не приходится ничего ему объяснять. Валерий Абисалович овладевает музыкальным материалом на каком-то сверхъестественном уровне и может в ту же секунду передать свой импульс оркестрантам.
– Вы писали музыку более чем к 100 фильмам. Киномузыка не кажется вам искусством прикладным?
– Она прикладная, потому что в кино музыка вторична, но это очень интересный жанр. И дело совсем не в гонорарах, хотя в 1970-1980-х годах работа в кино давала мне возможность чувствовать финансовую независимость от советской власти и бесплатно писать «Звезду и смерть Хоакина Мурьетты», «Юнону” и “Авось». Кино – это творческая лаборатория для композитора. Сочиняя киномузыку, я всегда предельно завышал планку.
– А из популярных исполнителей вам кто-нибудь нравится?
– Есть немало молодых, талантливых певцов. Я убедился в этом, подбирая солистов для новой версии своей рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты». Ее премьера состоится осенью. Но, к сожалению, большинство певцов попадает в руки продюсеров, те диктуют им репертуар, стиль пения, манеру поведения.
В итоге публика видит на сцене воплощение продюсерских идей, которое часто не имеет отношения к индивидуальности исполнителя.
– В вашей новой версии рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьетты» будет что-то из легендарной ленкомовской постановки?
– К сожалению, кинозаписей спектакля нет, даже его фотографий сохранилось немного. Да и я почти забыл эту постановку. Поэтому мы начали работу практически с нуля.
Ольга Романцова, “Газета”