– Долго ли шли переговоры о совместном концерте с Дмитрием Хворостовским?
– Совсем недолго. Когда мне позвонили и предложили выступить с Дмитрием Хворостовским, я с радостью согласилась. Он замечательный певец, и мне очень нравятся его записи.
– Исполняли ли вы когда-нибудь партии в русских операх?
– Я пела Татьяну в «Евгении Онегине» в Кельнской опере. Эта партия была моим европейским дебютом. Татьяну петь очень интересно – есть возможность показать, как развивается характер героини: молоденькая девушка взрослеет, превращаясь в умную взрослую женщину. Я пела Татьяну по-русски. По-русски пою и романсы Чайковского, и Рахманинова. Дело в том, что родители моего отца приехали в США из Чехословакии, а у семьи его мамы – русские корни. В детстве я часто слышала русскую речь и даже могу сказать по-русски несколько слов: «привет», «как дела», «хорошо», «отлично».
– Какими были ваши представления о России?
– Россия казалась мне фантастической страной. Папа подарил мне книгу, рассказывающую о Кремле и Санкт-Петербурге, и сказал: «Россия – страна, где жили твои предки. Когда ты вырастешь, ты обязательно там побываешь». Мне хотелось сюда приехать, но я никак не могла выкроить для этого время. И очень рада, что сейчас все получилось само собой. Вчера, увидев из окна отеля башни Кремля, я даже заплакала. Он оказался еще красивее, чем я себе представляла.
– Быть певицей – ваше призвание?
– Никогда не задумывалась об этом. Мне всегда хотелось стать певицей, причем именно оперной. В детстве, увидев по телевизору, как Пласидо Доминго поет Каварадосси в пуччиниевской «Тоске», я сказала маме: «Мне хочется делать то же самое, я хочу быть певицей». А на ее вопрос, уверена ли я в этом, ответила: «Да, конечно, именно оперной певицей». Так в 11 лет я начала брать уроки пения. Пела в церковном хоре, и его дирижер сказал маме, что у меня есть данные и что мне стоит заняться пением. Сначала все думали, что у меня лирическое меццо-сопрано, но постепенно голос изменился. Сейчас мне больше всего нравится петь Верди.
– Но в начале вашей карьеры были ведь и вагнеровские партии.
– Я не очень хорошо говорю по-немецки, а для того, чтобы петь на сцене 5 часов подряд, нужно понимать все, что звучит вокруг. К тому же мой голос развивается по собственным законам, и я не могу предположить, что будет дальше. Возможно, со временем я буду петь Брунгильду или Турандот.
– Турандот – это все же не Вагнер, а Пуччини.
– А мне и нравится петь Пуччини. Что касается Моцарта, я спела дону Анну – и этого достаточно.
– Некоторые сравнивают вас с Марией Каллас. Как вы к этому относитесь?
– Если честно, я хочу быть не второй Марией Каллас, а первой Сондрой Радвановски. Раньше мне было гораздо проще: все относились ко мне как к молодой певице и не ждали от меня ничего особенного. Сейчас приходится все время быть на высоком уровне, оправдывая ожидания слушателей.
– Какую музыку вы любите слушать вне работы?
– Я живу в мире музыки, в моей голове все время крутятся фрагменты оперных арий. Поэтому дома мне хочется только тишины. Хотя иногда я слушаю поп-музыку. Мне нравится Робби Уильямс и другие популярные певцы. А в свободное время мы с мужем иногда ходим в джазовые клубы: ему очень нравится джаз.
– Что вы собираетесь делать в следующем сезоне?
– В сентябре в Лос-Анджелесе я буду петь заглавную партию в опере «Сестра Анжелика» в постановке Вуди Аллена. Мне приятно, что его тоже заинтересовал Пуччини. А в ноябре я спою в опере Доницетти «Лукреция Борджиа»: в Вашингтоне ею продирижирует Пласидо Доминго.
ОЛЬГА РОМАНЦОВА, "Газета"