-Начну с события, которое потрясло цивилизованный мир и всколыхнуло крупнейшие СМИ. Концерт симфонического оркестра Гергиева в разрушенном Цхинвале. И гневные слова маэстро на русском и английском, осуждающие геноцид осетинского народа. Как вы это восприняли?
-Я испытываю чувство гордости за правильный поступок и гражданскую позицию своего великого коллеги. Валерия Абисаловича я знаю давно, и мой отец долгие годы был его ближайшим коллегой, поэтому с его творчеством и со всем, что происходит в Мариинке, я хорошо знаком. Мне кажется, Валерий Абисалович, как руководитель театра, один из немногих ведёт очень мудрую политику как в отношении Мариинки, так и себя самого. Это касается и выдвижения звёзд театра, ведь любой театр держится во многом на звёздах. И если вдруг какая-то пересменка и ярких звёзд нет, умный руководитель их найдёт, привлечёт, вырастит… А выступление в Цхинвале – не первая акция, был и Беслан.
-Почему Гергиев не сомневался, что классика – Чайковский, Шостакович – дойдёт до сердца простого человека? И правда – люди плакали, как плакал сам Чайковский, когда писал эту Шестую симфонию!
-Мне кажется, что в наши дни, когда контекст действительности давит на людей и приводит к психологическому хаосу, постепенно возникает обратная реакция: многие, из тех, кто скептически относился к нашей профессии, всё больше обращаются душой и мыслями к классике. В Дом Музыки приходят люди нового поколения – те, кто раньше не бывали в Консерватории, зале Чайковского… Как мог Гергиев сомневаться, что до людей, переживших трагедию, может не дойти самое гениальное, что создано в этом жанре? Это – подлинное, первоисточники, как Библия. Надо чаще к этому обращаться.
-То есть, классика не только для элиты? Но чтобы слушать классику, нужно иметь в багаже хотя бы музыкальную школу. Нужна ли в России сеть доступных школ? Или это нормально, когда в Интернете пишут: "Арагонская охота" Глинки?
-Это о многом говорит! Мне кажется, что несмотря на новые доступы к информации – Интернет и т.д. – общество не становится более эрудированным. Понятно, что классическая музыка не может быть достоянием масс, это не поп-культура. Один мой коллега сказал, а я с удовольствием повторяю: есть фаст-фуд, а есть дорогой ресторан. Ясно же, что каждый день никто не ходит в дорогой ресторан. Конечно, "Макдональдс" в некоторых экзотических странах вообще может спасти жизнь: по крайней мере, знаешь, чем тебя накормят. И то же самое с музыкой: люди едут в машине после работы, включают лёгкую музыку, под неё ведут беседу, думают о своём. Но это не есть истинная музыкальная культура. Классическая музыка должна стать частью жизни современного, уважающего себя человека точно так же, как творения Пушкина, Толстого. И если человек знает азы музыкальной культуры, вполне естественно, что он периодически слушает Брамса, Моцарта, Чайковского… Но всё-таки, если говорить о программах и у нас, и в Консерватории, то это все серьёзнейшая музыка! Здесь не обязательно какое-то посвящение в нашу профессию, но даже для человека, который пришёл в зал не в первый и не в последний раз, она требует погружения, интеллектуальной и душевной работы.
-И какой выход из этого двойственного положения?
-Думаю, надо правильно вести репертуарную политику. Мы тоже поставлены в условия, когда должны уравновешивать серьёзное и развлекательное, чтобы разные слои публики не потеряли к нам интерес. Но держать этот баланс нелегко: мне как "заскорузлому" классическому музыканту хочется, чтобы программы были интереснее для меня и оркестра.
-Симфонический оркестр Москвы "Русская филармония", который базируется в Московском Доме музыки, открыл этот сезон музыкой Рахманинова и Скрябина. Почему именно они?
-Открытие сезона – всегда заявка. Мой первый сезон в "Русской филармонии" открывали "Реквиемом" Верди. Прошлый – бетховенской программой, где Третий концерт играл Николай Петров, а во втором отделении прозвучала Девятая симфония со знаменитой "Одой к радости". То есть определённые планки уже взяты. Этот сезон мы решили открыть крупными полотнами русской музыки ХХ века. Сейчас предстоит запись "Симфонических танцев" и "Утёса" – так что с Рахманиновым всё сложилось воедино. А "Поэма экстаза" Скрябина – тут название говорит само за себя, это знаковое произведение неспокойного века. И потом, наша "Русская филармония" – оркестр города Москвы, а Скрябин и Рахманинов – москвичи. На этот раз обошлись без солиста и хора, но зато в конце "Поэмы экстаза" участвует орган…
-Какие изменения в оркестре вам особенно греют душу?
-Придя в коллектив, я сел в уже летящий самолёт: оркестр жил насыщенной творческой жизнью. Хотя не все вехи были одинаково прекрасны и удачны. Но я знаком с оркестром от его рождения, сотрудничал в качестве солиста, любил. Директор оркестра Гаянэ Шиладжян ещё до меня проводила дальновидную политику, с её приходом оркестр перешёл в подчинение Московского правительства. И если уж говорить на серьёзные житейские темы, скажу, что результатом нашей с Гаянэ работы явилось то, что сезон мы начинаем в других материально-качественных условиях: удалось убедить Комитет культуры, что наш оркестр не должен быть хуже других московских грантополучателей. Музыканты теперь на достойном уровне, привлекаем и новых: сейчас успешно идёт конкурс на вакантные места. У нас в штате свыше 100 человек, состав достаточно молодой, хотя есть и корифеи – опытнейшие оркестровые волки, которые прошли испытания в самых лучших и жёстких оркестрах Москвы. Есть народные и заслуженные артисты, лауреаты. Кроме того, будем приглашать замечательных солистов. Вот уже третий сезон даём концерты с Николаем Петровым. Будем сотрудничать с Владимиром Моториным, Людмилой Голуб, зарубежными солистами. Кшиштоф Пендерецкий делает с нами программу, и мне доведётся быть солистом в его Втором скрипичном концерте.
-У вас сильная энергетика. И на сцене и в жизни. Вам стиль жизни помогает её поддерживать? Может, есть специальная диета дирижёра?
-Ни в коем случае! Если у человека есть свои внутренние задачи – интеллектуальные, духовные – и он хочет их реализовать, плюс определённый характер, то с этого можно начинать. Ни в коем случае нельзя себя беречь. Я сталкивался с подобными теориями – мол, надо себя поберечь, чтобы сил хватило дальше. Знаете, мне кажется, что это путь в неудачу. У нас такая профессия, в которой нельзя врать: и публика и коллеги чувствуют малейшую фальшь, и тогда всё рассыпается.
-Дирижёры такие серьёзные, чопорные. А анекдоты про них есть?
-Про дирижёров много анекдотов, но я бы предпочёл, чтобы об этом говорили артисты оркестра. Кстати, музыканты Берлинской филармонии, которые обожали Герберта фон Караяна и преклонялись перед ним, тем не менее говорили: "Да, маэстро Караян, конечно же, великий дирижёр, но даже он не может нас сбить". Конечно, профессия накладывает отпечаток на характер. И на мой тоже, но это, скорее, видно моим близким. Степень занятости возросла…
-Вас и вашу жену, пианистку Галину Петрову, пресса назвала "музыкантами с тигриным темпераментом". Как уживаются два тигра в одной семье?
-В моей исполнительской деятельности наш с Галей дуэт занимает особое место – если не основное. Я счастлив, что это у нас есть, наш уголок, наша жизнь – и дома и на сцене всё переплетено. Мы много ездим вдвоём, играем, записываемся. Галя талантливейший человек во всём, у неё множество интересных идей. С ней соскучиться невозможно. Наша игра – продолжение жизненных отношений, которые порой выясняем и на сцене. Да, тем более, мы оба Львы по гороскопу. Но стараемся быть хорошими ребятами!
Карина Кобецкая, ОРЕАНДА-НОВОСТИ