– Почему при очень плотном графике у вас почти нет концертов в апреле?
– В этом году у меня до 100 концертов – достаточно утомительно. Уже давно решил, что в апреле поеду домой, на Украину, отдохнуть. Хотя инструмент брать все равно придется: во-первых, меня просили сыграть в Донецке. Во-вторых, надо учить Пятую сюиту Баха и концерт Хиндемита "Schwanendreher": как участник программы BBC "New Generation Artists", я постоянно получаю новый репертуар. С 1999 года ВВС выбирает 12 молодых солистов, которых поддерживает в течение двух лет: постоянные концерты и записи для фонда ВВС. В этом году я записал Альтовый концерт Бартока и "Вариации на тему рококо" Чайковского, которые сам переложил для альта.
– Вы много записываетесь. Трудно ли это на фоне постоянного снижения продаж CD?
– Единственный способ записывать то, что хочется, – сотрудничать с независимыми фирмами. Крупнейшие компании думают исключительно о деньгах. Инвенции Баха, записанные нами с Жанин Янсен и Торлейфом Тедееном, в одной только Голландии были проданы тиражом около 15 тысяч экземпляров, это очень много. Потому что это Бах, потому что это Янсен, потому что это Decca с огромным рекламным бюджетом. Кроме того, это очень доступная музыка – практически всем, кто в детстве учился музыке, доводилось играть одну-две инвенции Баха.
А мой диск с сочинениями Канчели и Тавенера, выпущенный фирмой Onyx, за три месяца был продан тиражом 1,6 тысячи экземпляров, что по-своему тоже неплохо. Onyx работают с очень известными артистами: Кристина Шефер, Виктория Муллова, Юрий Башмет, Барбара Бонни, квартет имени Бородина. Там они могут записать репертуар, за который не берутся крупные компании. В течение нынешнего года я записываю двойной альбом Брамса. Мы это делаем в Москве, и всю запись оплачиваю я.
– Вы не только играете, но и дирижируете. С чего это началось?
– В 2002 году я был студентом Guildhall School of Music & Drama, хотел попробовать заняться чем-нибудь новым, и мне предложили дирижерские курсы. Наиболее поучительным моментом была необходимость самому собирать оркестр для своих проектов. Я бегал по колледжу и умолял студентов сыграть, например, симфонию Бетховена. Получалось по три-четыре концерта за учебный год. Через год я решил принять участие в конкурсе на должность ассистента дирижера в Борнемутском симфоническом оркестре. Неожиданно выиграл, и мне предложили должность ассистента. Но эта работа требовала постоянного присутствия: сидеть на всех репетициях и полностью забыть об альте. Я отказался и время от времени дирижировал фестивальными ансамблями. Мы делали "Сказку о солдате", "Петю и волка". А недавно меня пригласили в Базельский симфонический оркестр, концерт прошел очень удачно: Первый кларнетовый концерт Вебера и Вторая симфония Бетховена. На следующий год они ждут меня уже с двумя концертами.
Когда ты стоишь перед оркестром, у тебя больше возможностей добиться идеальной фразы, чем когда ты играешь сам: трудно добиться такой свободы, которая позволила бы совсем забыть о технологии. Инструмент в некоторой мере – препятствие между тобой и музыкой, каким бы виртуозом ты ни был. Даже если ты играешь сочинение лет пять – десять, некоторые пассажи навсегда останутся невероятно трудными. Возможно, это только мой грех, хотя мне кажется, что он общий для всех.
– Вы думали о работе в симфоническом оркестре?
– Это необыкновенно интересно. Концертмейстеры оркестровых групп зачастую гораздо более знающие, открытые навстречу музыке люди, нежели солисты. Многие солисты достаточно мало знают, занимаются карьерой, политикой, совершенствованием на своем инструменте, хотя и отнюдь не все. А мне все же хотелось быть именно солистом. Юрий Башмет – гениальный музыкант, много сделавший для альта, однако нельзя сказать, будто он проложил дорогу следующему поколению. Сейчас у меня что-то получается, но когда несколько лет назад я пытался затевать сольные проекты с альтом, на меня смотрели как на безумца и не понимали, зачем мне это.
ИЛЬЯ ОВЧИННИКОВ, "Газета"