– Александр Шефтелевич, какие обстоятельства, на ваш взгляд, определяют высокую репутацию конкурса – профессиональное и уважаемое жюри, размер премии, прозрачность процедуры ее присуждения, отсутствие скандалов?
– В вашем вопросе уже просматривается ответ, потому что именно от этих факторов и зависит престиж конкурса. Но мне кажется, существует и еще одно немаловажное обстоятельство: высокая репутация конкурса – как и любого другого музыкального, а также немузыкального события – создается на протяжении многих лет. Если все названные вами параметры сохраняются чисто, ясно и прозрачно из года в год, хотя бы в течение 15 – 20 лет, тогда мировая музыкальная общественность поворачивается лицом к такому конкурсу. Прозрачность процедуры вообще не обсуждается, это должно быть априори. В Кливленде, например, используют специальную компьютерную программу, которая, если можно так выразиться, работает против членов жюри и во благо конкурсантов. Если говорить упрощенно, суть ее состоит в том, что она выводит такое понятие, как темперамент члена жюри. В том случае, когда он голосует с большим разбросом количества баллов, она эти баллы немножко сжимает, а если наоборот, разжимает. В результате получается среднестатистический балл. Таким образом, гораздо труднее, а точнее, невозможно голосовать за кого-то более заинтересованно, чем позволяет естественное развитие событий на конкурсе. Эту программу очень сложно обмануть. Как мне сказал человек, который ее придумал, если найдется член жюри, который эту программу перехитрит, значит, надо делать новую.
– На ваш взгляд, были ли обеспечены равные возможности для претендентов? Скажем, иногда говорят, что в Кливленде российских исполнителей традиционно не очень жалуют.
– Относительно кливлендского конкурса – это абсолютная неправда. Как вы понимаете, я могу судить об этом совершенно объективно. Другое дело, что на этом конкурсе очень мало конкурсантов проходят предварительный отбор по DVD. К первому туру допускаются всего 35 человек. Зато для тех, кого приглашают в Кливленд, организаторы конкурса создают замечательные условия, не говоря уже о том, что оплачивают и дорогу, и проживание. Если говорить об организации жизни конкурсантов, включая ее бытовую сторону, то я просто не могу придумать ничего, что еще можно было бы к этому добавить. Настолько все было четко и продуманно. Каждый день в 9 часов утра мы получали расписание, которое включало все предстоящие события, репетиции, вплоть до схемы проезда. И у каждого музыканта была полная ясность относительно того, как ему надо действовать. Меня это невероятно впечатлило, потому что уже и по собственному опыту знаю, как трудно организовать жизнь хотя бы 40 человек.
– По регламенту конкурса, могут ли работать в жюри учителя конкурсантов или тем паче их родители?
– Родители в жюри – это как-то странно… А педагоги – другое дело. Практически невозможно избежать ситуаций, когда среди членов жюри педагог, а в конкурсе участвуют его ученики. Есть всемирно известные профессора, у которых работают классы в разных странах и число учеников доходит до сотни, причем нередко это замечательные исполнители, участвующие во многих конкурсах. И как-то дискриминировать этих выдающихся педагогов, я считаю, несправедливо. Тем более что компьютерная программа, о которой я говорил, делает невозможным какое бы то ни было лоббирование.
– Как победитель конкурса вы получили специальный ангажемент. Что предусмотрено этим контрактом?
– Прежде всего это не контракт. Ни один конкурс не имеет юридического права подписывать какие бы то ни было контракты. По условиям конкурса, победителю предлагается около 50 концертов в течение двух лет на территории США. Понятно, что сроки выступлений, особенно удаленные, еще будут уточняться, как, собственно, и контракты. Но соответствующий документ я получил на следующий же день. В данном случае этому конкурсу удалось то, что пока не очень удается Конкурсу Чайковского. Кливлендский конкурс ориентирован на национальные концерты, на концерты в пределах этой страны. Это особая, продуманная стратегия. И кстати, одно из первых мест в определении статуса конкурса играет тот факт, что он может реально дать своим победителям – одному, двум, трем, – какие возможности предоставит им в своей собственной стране. Занимаются этим организаторы конкурса до начала его проведения. В Кливленде эти люди работают безупречно. Вот такого высокого профессионализма хотелось бы добавить и в наш Конкурс Чайковского. Иностранцы, да и наши музыканты принимают участие в Конкурсе Чайковского, чтобы играть в России. Престиж самого названия – Конкурс им. Чайковского – все еще существует, но мир становится гораздо более прагматичным. И это необходимо учитывать.
– Чисто по-человечески, не обидно ли членам жюри, выдающимся музыкантам, что их вердикт корректирует машина?
– Я говорил с Петром Палечным, председателем жюри. По этому поводу – ни тени обиды. Он сказал, что было сложно голосовать – очень велика ответственность за выставляемые баллы, ведь возможность обсудить их исключалась. Одним словом, жюри тоже тяжело работало. Ну и правильно…
Марина Иванова, газета "Культура"