Владимир Владимирович Софроницкий — фигура уникальная. В его творчестве обнаруживаются аналогии с миром поэзии, литературы, живописи. Его интерпретаторские творения ассоциировались со стихами Блока, полотнами Врубеля, книгами Достоевского и Грина.
Его биография была небогата внешними примечательными событиями, не было в ней ни особых неожиданностей, ни случайностей, внезапно и круто меняющих судьбу. При взгляде на хронограф его жизни бросается в глаза одно: концерты, концерты, концерты.
Владимир Софроницкий родился в Петербурге 8 мая 1901. Его отец был педагогом-физиком; в родословной можно найти имена учёных, поэтов, художников, музыкантов. Едва ли не во всех жизнеописаниях Владимира Софроницкого говорится, что его прапрадедом по материнской линии был выдающийся художник-портретист конца XVIII-начала XIX века Владимир Боровиковский.
Как и все по-настоящему одарённые дети, он любил фантазировать за клавиатурой, наигрывать что-то своё, подбирать случайно услышанные мелодии. У него рано обнаружились острый слух, цепкая музыкальная память.
В том, что его надо учить всерьёз и по возможности скорее, сомнений у близких не возникало. Его первый педагог, воспитанница Н. Рубинштейна А. Лебедева-Гецевич была музыкантшей серьёзной, в занятиях у неё царили размеренность и железный порядок.
«Работа каждого пальца, каждого мускула не ускользала от её внимания, и она настойчиво добивалась устранения всякой вредной неправильности»,
— вспоминал Владимир Софроницкий.
Он быстро двигался в учении, был привязан к своей преподавательнице, позднее не раз вспоминал о ней благодарным словом.
Шло время. Всё больше Владимир Софроницкий в ту пору интересуется окружающей его музыкальной жизнью — посещает фортепианные вечера, слышит гастролировавших в городе Сергея Рахманинова, молодого Константина Игумнова, известного в свое время пианиста Всеволода Буюкли. Превосходный исполнитель произведений А Скрябина, Буюкли оказал сильное влияние на юного музыканта. Бывая в доме родителей Владимира, он нередко садился за рояль, охотно и помногу играл.
В 1914 году семья Софроницких возвращается из Варшавы в Петербург. 13-летний пианист поступает в консерваторию к прославленному мастеру фортепианной педагогики Леониду Николаеву. Его учениками были в разное время М. Юдина, Д. Шостакович, П. Серебряков, Н. Перельман и другие известные музыканты. Л. Николаев, не слишком расточительный в своих привязанностях, быстро проникся симпатией к юному Владимиру Софроницкому. Он часто обращался к друзьям и знакомым:
«Приходите послушать чудесного мальчика! Мне кажется, что это выдающийся талант, и он уже отлично играет».
После окончания консерватории имя Владимира Софроницкого можно часто встретить на афишах его родного города; с ним знакомится и оказывает радушный прием традиционно строгая и требовательная московская публика; его слышат в Одессе, Саратове, Тифлисе, Баку, Ташкенте. Постепенно о нём узнают едва ли не везде в СССР, его ставят в один ряд с самыми известными исполнителями того времени.
В 1928 году Владимир Софроницкий едет за границу. С успехом проходят его гастроли в Варшаве, Париже. Около полутора лет живет он в столице Франции. Встречается с поэтами, художниками, музыкантами, знакомится с искусством А. Рубинштейна, В. Гизекинга, В. Горовица, И. Падеревского, В. Ландовска. Париж с его вековой культурой, музеями, вернисажами, богатейшей сокровищницей архитектуры дарит молодому артисту множество ярких впечатлений, делает ещё зорче и острее его художественное видение мира.
Вернувшись на родину, он начинает преподавать в Ленинградской консерватории. Педагогике не суждено было стать его страстью, и всё же волею обстоятельств он был привязан к ней до конца дней, принёс в жертву немало времени, энергии и сил.
Потом наступил 1941 год, время невероятно тяжелых испытаний для всех ленинградцев и для Владимира Софроницкого, оставшегося в осаждённом городе. 12 декабря, в самые кошмарные дни блокады состоялся его концерт, навсегда запавший в память ему и многим другим. Он играл для людей, оборонявших Ленинград.
«В зале Александринки было три градуса мороза,
— рассказывал позднее Владимир Софроницкий.
— Слушатели — защитники города — сидели в шубах. Я играл в перчатках с вырезанными кончиками пальцев…
Но как меня слушали, как мне игралось! Как драгоценны эти воспоминания… Я почувствовал, что слушатели поняли меня, что я нашёл пути к их сердцам…»
Последние два десятилетия своей жизни Владимир Софроницкий провёл в Москве. Его выступления меньше всего публика называла концертами, к ним больше подходили другие наименования — «музыкальный гипноз», «поэтическая нирвана», «духовная литургия».
Действительно, Софроницкий не просто исполнял (хорошо, превосходно исполнял) ту или иную программу, обозначенную на концертной афише. Музицируя, он словно бы исповедовался людям; исповедовался с предельной откровенностью, искренностью и эмоциональной самоотдачей.
Переживать исполняемую музыку так, как переживал за роялем Владимир Софроницкий, было дано немногим. Публика это видела и понимала; здесь крылась разгадка необычайно сильного, «магнетического» воздействия артиста на аудиторию. С его вечеров, бывало, уходили молча, в состоянии сосредоточенного самоуглубления, будто соприкоснувшись с тайной.
Генрих Нейгауз, хорошо знавший Владимира Софроницкого, сказал однажды, что
«печать чего-то необыкновенного, иногда почти сверхъестественного, таинственного, необъяснимого и властно влекущего к себе всегда лежит на его игре…»
Василий Строганов, CultVitamin