В монографии Луиса Лохнера о Фрице Крейслере Зино Франческатти упоминается в одном ряду с прославленными скрипачами XX века: Адольфом Бушем, Яшей Хейфецем, Иегуди Менухиным, Жаком Тибо, Йожефом Сигети, Джорджем Энеску и др. И это в полной мере справедливо.
Франческатти, бесспорно,— один из выдающихся музыкантов современности, с необычайно яркой, неповторимой творческой индивидуальностью.
Марселец по происхождению, Зино Франческатти с детства впитал великие традиции французской скрипичной культуры, роднящие его с Жаком Тибо. Вместе с тем, сформировавшись как музыкант в 20—30-е годы, нашего века, он подобно огромному числу скрипачей эпохи, испытал на себе магическое влияние Фрица Крейслера.
Гармоничный синтез этих начал и определил творческий стиль Франческатти. От французского искусства он унаследовал склонность к классической ясности, «отчетливости» фразировки, отлитой в скульптурно-чеканную форму, от Крейслера — живой «нерв» и элемент чувственной «пряности», терпкости, слышимые в его великолепной и сочной кантилене.
Франческатти ни разу не приезжал в нашу страну, и потому судить о его исполнительском стиле можно лишь по грамзаписям, впрочем, дающим представление о его большом и щедром таланте, огромной культуре, безукоризненном вкусе и благородстве. В искусстве музыкантов, художников, литераторов неизменно сказывается их личность, черты характера, вкусы, представления.
Искусство Франческатти доказывает, что он человек глубокой содержательности и вместе с тем светлого оптимизма. Действительно, по свидетельству всех, кто с ним встречался, трагическое восприятие жизни ему абсолютно чуждо; он любит жизнь, ее краски, людей, солнце и воздух…
Франческатти родился 9 августа 1902 года в Марселе в семье музыкантов. В доме, где рос будущий скрипач, музыка звучала буквально с утра до вечера. Мать, хорошая пианистка и скрипачка, давала уроки музыки; это она приобщила сына к скрипке, став его первым преподавателем. Совсем ребенком в возрасте пяти лет он выступил публично в первый раз, но настоящий дебют состоялся в 1915 году, когда Зино исполнилось 10 лет.
Его отец, итальянец по национальности, будучи сам музыкантом — концертантом и педагогом,— был против того, чтобы сын избрал профессию своих родителей. Он хотел сделать из сына адвоката и поместил его в Марсельский лицей. Но и там мальчик продолжал заниматься музыкой, делая значительные успехи.
Частые выступления на городских благотворительных концертах принесли ему в Марселе известность. Именно в этот период за ним закрепилось семейное прозвище «Зино», превратившееся потом в артистический псевдоним.
В интервью с парижской журналисткой Николь Гирш Франческатти так рассказывает о его происхождении:
«Моего отца звали Фортюна; но моя мать, ненавидевшая это имя, перекрестила его в Рене. Когда я появился на свет, она и меня назвала Рене. Поскольку это было не всегда удобно, особенно с тех пор, как я начал публично играть (мой отец ведь тоже давал концерты), то меня стали звать Зин, и никто до сих пор не понимает почему. Затем Зин превратился в Зино, по смутному созвучию не то с русским, не то с цыганским именем.
Когда я позднее захотел изменить прозвище, не было ни одного из моих импресарио, который бы этому не воспротивился. Так я и остался Зино Франческатти».
Во время первой мировой войны Зино много выступал в госпиталях. Музыкальная профессия постепенно втягивала мальчика; все очевиднее становилось для родителей, в чем его истинное призвание. К началу 20-х годов Франческатти уже законченный скрипач с великолепно отработанной, отшлифованной виртуозной техникой.
Его игра столь ярка и впечатляюща, что фирма «Патэ» предлагает ему записать на пластинки ряд пьес малой формы — в основном миниатюры Фрица Крейслера, пользовавшиеся в те годы особенной популярностью. Совершенно естественно, что юный виртуоз с радостью принял лестное для него предложение.
Так случилось, что свою карьеру профессионального концертанта Франческатти начал не с публичных концертов, а с граммофонных записей — случай, кажется, единственный в мировой музыкально-исполнительской практике. Всего было записано более 10 пластинок. Они-то и возвестили музыкальной Франции, что на небосклоне скрипичного искусства взошло новое яркое светило. Они подготовили общественное мнение, заставили заговорить о Зино, и когда он поехал в Париж, о нем уже были там наслышаны.
Ему сразу же была предоставлена возможность выступить в концертах консерватории. В некоторых справочниках говорится, что Франческатти брал уроки у Тибо; возможно, это относится именно к тому времени, когда он впервые приехал в Париж.
Все же мировая слава приходит не сразу и не закрепляется одним-двумя удачными концертами; она завоевывается исподволь, с трудом. Несмотря на благосклонный прием столичной публики, молодой артист вынужден был вскоре перейти на гастроли по провинции. Начинаются бесконечные турне, внезапно прерванные тяжелой болезнью. Франческатти сваливает тиф и много дней он находится между жизнью и смертью.
Выздоравливал он медленно и так ослабел, что о возвращении к концертной деятельности нечего было и думать. А жить нужно, ибо средств к существованию нет.
Поколебавшись, Зино обращается к шефу частного симфонического оркестра Вальтеру Страраму с просьбой взять его к себе. Однако Страрама вовсе не привела в восторг его просьба.
— Все солисты нанимаются только на один сезон! — ответил он Франческатти.
— Но я вовсе не прошу у вас ангажемента как солист,— взмолился Зино,— я вынужден зарабатывать себе на жизнь и прошусь играть у вас в оркестре.
— В нем также все заполнено. Правда, вы имеете некоторый шанс попасть на вторые скрипки…
Так началась более чем скромная работа Франческатти в оркестре Страрама. Впрочем, сам он вспоминает об этом периоде своей жизни не без удовольствия. У Страрама играли много хорошей музыки, что с лихвой компенсировало для Зино все остальное. К тому же в этом оркестре Зино познакомился с юной талантливой скрипачкой, которая через несколько месяцев стала его женой.
Однако пребывание в оркестре было недолгим. Франческатти заинтересовался один из предприимчивых импресарио и предложил ему довольно выгодный контракт. Не задумываясь, скрипач дал согласие.
Его новый концертный дебют состоялся в Вене. Это выступление было поистине триумфальным; австрийская столица буквально покорена игрой молодого артиста. Но, кроме того, его дебют стал ключом, открывшим перед ним крупнейшие концертные залы Европы. Повсюду его искусство пленяет, увлекает слушателей.
В 1928 году Франческатти с Морисом Равелем и мадам Тейт совершили путешествие в Германию.
Наконец, его слава доходит до Америки. Он получает приглашение приехать в Соединенные Штаты, но… отвечает отказом. Его не устраивают условия контракта, согласно которым он должен появиться перед американской публикой сперва во второстепенных залах, и лишь затем, в зависимости от приема, пробиться на центральные эстрады. Нет, он поедет туда только в том случае, если первый концерт состоится в знаменитом концертном зале Карнеги-холл и притом обязательно с Нью-Йоркским симфоническим оркестром.
Через несколько месяцев его условие принято.
Американская публика была покорена в неменьшей степени, чем европейская. Концерт в Карнеги-холл закончился полнейшим триумфом. С Франческатти заключают контракт на большое турне по стране в следующем сезоне.
Окрыленный, он возвращается на родину. Однако все эти планы были нарушены начавшейся второй мировой войной. Вновь, как в годы детства, Франческатти играет по госпиталям для раненых.
Наступает трагедия Франции. Франческатти переживает ее крайне тяжело. Он безумно любит родину. Несмотря на итальянское происхождение отца, он чувствует себя истым французом, тем более, что через мать связан с Францией и по крови. Не в силах видеть ее унижение, он перебирается с женой сперва в Испанию, а оттуда в Соединенные Штаты.
Хотя Америка в ту пору переполнена знаменитыми музыкантами, Франческатти вновь в центре внимания. О нем пишут восторженные статьи, особенно отмечая выразительность, «солнечность» и сердечность его искусства:
«Франческатти — скрипач сердца. Музыка поет в нем!».
Он обосновывается в Нью-Йорке и живет там до конца войны. Все эти годы он окружен вниманием и почетом. Однако, несмотря ни на что, Зино Франческатти неизменно тянуло на родину, и при первой же возможности он вернулся в родной Марсель и поселился близ города, купив небольшую виллу в Ля Сиота. В ней он жил до самой своей кончины, изредка выезжая на концерты.
Годы уже начинают сказываться, и Франческатти предпочитает утомительным вояжам домашнее музицирование со своим постоянным партнером известным пианистом Робертом Казадезюсом.
«Я предоставляю путешествия молодым!»
— говорит он.
Но, ограничивая концертные выступления, Франческатти отнюдь не ограничивает себя в музицировании. Он погружен в камерную музыку и долгие дни вместе с Робертом Казадезюсом проводит в напряженных поисках и открытиях того сокровенного, что составляет душу искусства и в чем именно камерные жанры дают величайший простор.
Результатом их поисков явились восхищающие каждого слушателя записи сонат Бетховена, Форе.
Что же представляет собой Франческатти как скрипач?
В «Музыкальном словаре» Римана он охарактеризован как виртуоз, особенно прославившийся исполнением виртуозных концертов «от Паганини до Прокофьева» включительно.
Действительно, Франческатти виртуоз в том смысле, что до настоящего времени обладает великолепной техникой. Но менее всего его можно отнести к скрипачам виртуозного «паганиниевского» стиля. Техника у Франческатти природная, естественная, непринужденная, он ею пользуется отнюдь не для эффектного воздействия на публику. Даже когда он играет самые виртуозные вещи, вроде каприсов Паганини, его изумительное техническое мастерство не замечается, и на первый план выступает поэтическая, образная сторона музыки.
Франческатти именно «поэт скрипки», как его называли в Америке.
Обратим внимание, что даже Риман выделил концерт Прокофьева в качестве «виртуозного» (!) конька Франческатти. В Прокофьеве Франческатти подчеркивает «классичность», ясность, «отчетливость», «хрустальность» мелодических линий и художественных образов.
С редким совершенством исполняет он миниатюры Крейслера. Непринужденная капризность венского цикла этих миниатюр, с которой они предстают у Франческатти, не может не покорить. А сколько изящества, красоты в «переливах» тембров, в типично крейслеровской терпкости глиссандо и портаменто, в вибрационных акцентах левой руки!
Начав с крейслеровских миниатюр, Франческатти с течением лет превратился в замечательного мастера крупной формы. Его гармоническое, светлое, «доверчивое» восприятие
жизни в полной мере проявляется при передаче музыки Моцарта, Мендельсона.
Их концерты звучат с пленяющей законченностью и непринужденностью, а в Моцарте, кроме того, не может не восхитить прозрачная певучесть звука, сочетающаяся с тончайшей акцентировкой «незаметных» нюансов интонирования. Сказывается в исполнении Моцарта и природное изящество, элегантность, пластика, столь характерные для французской скрипичной школы.
Большое место в его репертуаре занимают французы — Шоссон, Форе, Лало, Равель. Франческатти с предельным совершенством передает «игру полутонов», текучесть переходов, переливы тембров, при сохранении их чистоты, «несмешанности» в «Поэме», Концерте для фортепиано, скрипки и струнных Шоссона, в «Хабанере» и «Колыбельной» Равеля и вместе с тем классицистскую «графичность», элегантную закругленность, пластическое изящество «линий» мелоса Форе.
С Франческатти считали за честь играть величайшие дирижеры мира — Жак Морель, Юджин Орманди, Дмитрий Митропулос, Бруно Вальтер, Ганс Мюнш, и другие.
Сам Зино Франческатти боготворил Крейслера. В книге Лохнера, посвященной биографии великого скрипача, читаем:
«В каждой карьере, особенно художника, вам следует взглянуть на яркое солнце, чтобы оно указало вам определенную тропу, одушевляющую вас в серьезных усилиях. Моим солнцем был всегда Фриц Клейслер. С самого первого лепета на четвертной скрипке он был моим художественным богом. Одна из моих любимых вещей была та, которую мы называли тогда «Пуньяни»,— Прелюдия и аллегро в стиле Пуньяии, один из его шедевров.
Первые мои записи творений мастера, которые датируются 1920 годом, были Венский каприс, Liebestreund и Liebeslied. Мой отец, который был моим учителем, всегда говорил мне: «Тебе не нужно слушать многих скрипачей, чтобы иметь всеобъемлющее представление о музыкальной и технической формах скрипичного вдохновения. У Крейслера есть все».
Я всегда буду помнить воскресенье 1912 года в Salle Prut Марселя. Крейслер играл Бетховена. Я был тогда совсем ребенком, но мои скрипичные познания значительно опережали мой возраст. Я был в состоянии экстаза. Мои глаза неотрывно смотрели на его небесные пальцы. И затем зазвучала его собственная каденция, в ту пору еще не опубликованная.
Я должен признаться, что эти 3 минуты — чуда, удивления, восторга и эмоции — величайшее из музыкальных воспоминаний моей жизни. Мы обязаны многим этому великому артисту. Он обогатил скрипичный репертуар более, чем какой-либо иной композитор. Он создал современную форму скрипичного концерта и едва ли вы сможете скомпоновать скрипичную программу без пьес Крейслера».
Необычайно привлекательна личность Зино Франческатти, как человека. Его отличает (по словам Николь Гирш) доверчивость к людям и исключительная скромность, для него характерно полное отсутствие тщеславия. Он откровенно счастлив тем, что природа наделила его талантом, но только в том смысле, что талант дал ему возможность столь полно прожить жизнь в любимом им искусстве.
Живя в уединении, он вместе с тем любит шум и, приезжая в Париж, снимает номер в отеле около вокзала Сен-Лазар с окнами на улицу, чтобы «воспользоваться» первыми пробуждениями городской жизни, криками продавцов газет, выходками шоферов такси. Зайти в табачную лавочку в наиболее оживленное время — это тоже радость.
Вот такое наслаждение жизнью, ее мелочами очень показательно. Оно — редкое и счастливое свойство людского характера, свидетельствующее о неискоренимом жизнелюбии и доброте. Ибо злой, сумрачный человек обычно неприветлив ко всему, что его окружает. Великую красоту и полноту жизни Зино Франческатти умеет увидеть и оценить в ее, казалось бы, самых незначительных и незаметных микропроявлениях.
Франческатти ненавидит самолеты и предпочитает даже в Америку переезжать пароходом. Таким же путем, если позволяет время, из Парижа, делая крюк через Гавр, он добирается до Марселя, наслаждаяясь пароходной жизнью, морем и солнцем.
Очень многие из скрипачей начинают на каком-то этапе ощущать «тесноту», ограниченность диапазона скрипичного исполнительства. Они обращаются к дирижированию, композиции или педагогике. Франческатти предельно предан скрипке. Он любит свой великолепный страдивариус, и мир скрипичного искусства кажется ему безграничным.
В эпоху трагического надлома, нравственной духовной опустошенности значительного числа людей того мира, в котором жил Франческатти, личности ему подобные, а тем более художники, становятся особенно необходимыми. Одним своим примером они вселяют веру в то, что на свете существуют добро, радость, душевная чистота, благородство и человечность. Таким именно солнечным художником и представляется нам Зино Франческатти.
Лев Раабен. Из книги “Жизнь замечательных скрипачей”, 1967