В длинном списке «Реквиемов», ставших известными вне католического обихода, Messa da Requiem Джузеппе Верди, сочиненная в 1874 году, занимает особое место.
Это единственный крупный опус великого оперного реформатора, снискавший любовь и популярность вне оперного жанра. И, пожалуй, второй по исполняемости и узнаваемости Requiem после гениальной «лебединой песни» Моцарта.
Просолировать в Заупокойной мессе Верди для сопрано или меццо, тенора или баса –мечта. Для дирижёра этот Requiem всегда вызов.
Без малого полтора часа концентрировать внимание расширенного состава оркестра, мощного хора, квартета солистов, стараясь при этом найти баланс между яркой театральностью музыки Верди и её духовным содержанием –задача минимум. Максимум – оставить у слушателей впечатление особой, личной интерпретации, не затеряться в сравнениях с великими вердиевскими маэстро, начиная от Артуро Тосканини, заканчивая ныне здравствующими классиками дирижёрского искусства.
Феномен Александра Сладковского, возглавившего Государственный симфонический оркестр республики Татарстан в 2010-м году и, благодаря качеству игры музыкантов, добившегося за прошедшие семь лет вертикального взлёта престижа коллектива, расширения популярности у слушателей и положительной оценки критиков, заслуживает отдельного исследования.
Впервые заявленный гостями из Казани на сцене столичного Большого зала консерватории «Реквием» Верди манил, как «terra incognita». Эта музыка знакома с юности почти наизусть по клавиру, записям и живым исполнениям, масса личных дорогих ассоциаций скрыта за каждым номером Реквиема.
Все солисты-певцы, уже звёздного статуса, ранее слышаны живьём, но представить их в едином ансамбле воображения не хватало. Лишь один многоликий участник не вызывал вопросов изначально – Государственный академический Русский хор имени Свешникова, дополненный артистами из «Мастеров хорового пения».
Появление на сцене перед началом концерта вместе с певцами и дирижёром шоумена Юлиана Макарова могло смутить некоторую часть публики. Перед исполнением г-н Макаров долгих 15 минут просвещал публику вычитанными из различных источников сведениями о жанре Реквиема вообще и о творении Верди, в частности. Некоторые факты показались интересны, но затянутый формат и подача материала с пафосом «от знатока» неуместны в консерватории на статусном концерте для взрослых.
Шутка-аналогия про загулявшего дирижёра, благодаря которому не состоялся коллективный Реквием 12 композиторов памяти Россини, «а вот у нас маэстро не загулял» вообще показалась вне критики. Но что делать: «человек из телевизора» – своего рода диагноз.
Класс оркестра показали первые вступительные такты Requiem aeternam. Мягкое трепетное пианиссимо струнных сменилось уверенно-литым, с оттяжкой, фугато.
Общий ансамбль с хором, первые реплики солистов в Kyrie eleison ещё оставляли простор для желания лучшего перед просто хорошим. Конкретно приземлённым и не фатально страшным (возможно, из-за не идеальной переклички труб) услышалось и Dies irae. Но дальше, как отголосок Страшного суда, вступила соло меццо-сопрано.
Liber scriptus proferetur – про Книгу судеб возвестила Екатерина Семенчук, голосом сгущенно-весомым, тёмным почти до контральто. Одна из лучших Амнерис и Азучен на современной оперной сцене, Семенчук придала каноническим латинским строфам накал страстей роковых героинь, словно искрой зажгла партнёров.
Далее градус восприятия стал повышаться. В трио Quid sum miser к брутальному меццо присоединилось тёплое богатое сопрано Вероники Джиоевой и округло-плотный тенор Ованеса Айвазяна. Тембровое сочетание и ансамбль получились изысканные.
Любование переливами меццо Семенчук и сопрано Джиоевой продолжилось в светлом дуэте Recordare. На самом деле, подобрать вокальную гармонию женских голосов сложнее, чем вечное «инь-янь» – сопрано-тенор. Здесь она была близка к идеальной.
Пожалуй, самый известный сольный номер – ария тенора Ingemisco tanquam reus. Героическая красота мелодии провоцирует исполнителя, особенно в финальном: statuens in parte dextra («поставь меня одесную») на подчёркнутую концертность, забывая о «предоставь мне место среди овец, а от козлищ меня отдели».
Ованес Айвазян в Ingemisco словно забыл на время о своих признанных Манрико и Дон Альваро. Очищенный от излишней маскулинности золотисто-абрикосовый тембр парил над оркестром, над залом.
Впечатление усилилось, когда тенор уже ближе к финалу в Offertorium ангельски-выразительной фразой воспел: Hostias et preces tibi, Domine – «Жертвы и молитвы к Тебе, Господи». Не знаю, пел ли Айвазян когда-нибудь соло в «Патараге» Комитаса, но дух свободного от кровавых распрей средневековой Европы древневосточного христианства оттуда, от хранящих Копьё Страстей стен Эчмиадзина.
Контрастом прозвучала ария баса Confutatis maledictis. От Дмитрия Ульянова с его могучим истинно русским басом ожидала широких жирных протодьяконских красок. Отнюдь! Смычковая бархатная кантилена неожиданно дополнялась во всех сольных репликах и ансамблях баса с европейской интеллигентностью, даже некой рациональностью. Текст подавался Ульяновым так осмысленно, словно в кармане у артиста читаемый на досуге томик Фомы Аквинского.
Наконец, все четверо соединились в дивном Lacrimosa. Песенно-простой мотив был дорог Верди, он использовал его и в скорбном дуэте Короля Филиппа и Дон Карлоса, отца и сына, над телом убитого Родриго, часто купируемом при постановке оперы.
Исполнение достигло зенита, критик внутри сник и умолк, и, повинуясь названию части, слёзы потекли сами собой.
После возвышенного Offertorium настал звёздный час хора –Sanctus. Виртуозная фуга для двойного хора пронеслась легко, воздушно. Голосам вторили чёткие пассажи струнных и по-барочному звонкие трубы.
Далее – архаично проникновенный женский дуэт Agnus Dei и мягко вторящий ему хор. Как маленькая остановка на долгом пути. В терцете Lux aeterna запомнилось, как высветлился голос Семенчук, поющий о Вечном свете.
И вот оно, долгожданное соло сопрано. Libera me Domine – «Помилуй мя, Господи» – истово, трагическим речитативом начала Вероника Джиоева.
После мятущейся бури чувств –умиротворение ариозо с хором a capella: Requiem aeternam – «Вечный покой». Щемяще ласково, как материнская колыбельная, прозвучал этот шедевр у Джиоевой, мастерски окантованный сфилированным верхним си-бемоль. И почудилось в нисходящем мотиве родное «Спи, дитя моё…» Чайковского.
Завершающее чеканное фугато хора Libera me, возгласы сопрано и финальное тутти оркестра поразили зарядом свежей, нерастраченной энергии.
А где же интерпретация дирижёра? В данном случае, маэстро осознанно оставался в тени, как незримый Творец, строго следуя партитуре и давая солистам максимально раскрыть индивидуальность. Умная рачительность, умение выстроить драматургию по нарастающей, прийти к заключительному катарсису полным сил –такова трактовка Реквиема Верди у Александра Сладковского.
Жаль, что в высшей степени достойное исполнение не снимали и даже не записывали. Великолепный квартет солистов, собранный продюсером Apriori Arts Еленой Харакидзян, заслуживает остаться в истории на CD вместе с ГСО Татарстана.
Татьяна Елагина