С перерывом меньше трёх недель состоялись два концерта, в которых выступали студенческие симфонические оркестры, разделенные океаном: 24 мая – Симфонический оркестр студентов Московской консерватории под управлением художественного руководителя Анатолия Левина, 11 июня – Симфонический оркестр Бард-колледжа из США под управлением президента колледжа Леона Ботштейна.
Эти два выступления объединяла Симфония № 15 ля мажор, соч. 141 Дмитрия Шостаковича. Интересен уже сам факт обращения студенческих оркестров к последней, самой философской симфонии великого композитора. Она, по сути, взгляд уже не со стороны земной суетной жизни, а из другого, надмирного бытия.
О Пятнадцатой симфонии Шостаковича можно сказать то же, что сказал Альфред Шнитке о своей Восьмой симфонии -что ему было позволено заглянуть туда, куда смертным обычно заглядывать не позволяют.
В концерте московского оркестра в первом отделении прозвучал заигранный до изнеможения скрипичный концерт П. Чайковского, который исполнила победительница V Международного конкурса им. Д. Ойстраха Джи Юн Ли (Южная Корея).
Я слышал ее на этом конкурсе и не могу сказать, что она тогда произвела на меня такое уж очень сильное впечатление, посему не ждал от предстоящего исполнения каких-то глубоких откровений или ярких эмоций. Но первые же звуки скрипки Джин Юн Ли приковали к себе внимание, которое не ослабевало на протяжении всего исполнения.
За время, прошедшее с V конкурса им. Д. Ойстраха, с молодой кореянкой произошла разительная перемена. Год назад она, как большинство выходцев из юго-восточной Азии, была технически великолепна, но при этом музыкально весьма вторична и поверхностна. Она просто копировала среднестатистическое русское исполнение. В этот же раз интерпретация Джи Юн Ли поразила своей естественностью и простотой.
Она не педалировала и так весьма сентиментальное настроение скрипичного концерта Чайковского, чем нередко спекулируют многие, и даже весьма именитые скрипачи. Джин Юн Ли исполнила концерт строго, сдержанно, временами величественно и с отменным вкусом. Это исполнение напомнило великолепное исполнение Четвертой симфонии Чайковского оркестром Сан-Франциско под управлением Сейджи Озавы в 1973 году, заставившее услышать её с новой стороны и утвердившего Озаву в числе лучших исполнителей симфоний Чайковского.
В лице дирижировавшего оркестром Анатолия Левина Джи Юн Ли обрела полного единомышленника, точно уловившего строгий стиль интерпретации солистки. Левин успешно преодолевал все скрытые ловушки сентиментальности, заложенные в партитуре скрипичного концерта, особенно его второй части. Очень органично Левин перешёл от лирической второй части к яркой и виртуозной третьей, блестяще собрав весь концерт по форме.
Не просто хорошо, но великолепно звучал студенческий оркестр. Очень ровно были выстроены группы, особенно струнные и деревянные духовые. На удивление чисто звучала медь. На этом концерте Студенческий оркестр играл на уровне лучших профессиональных музыкальных коллективов. Видимо, взаимопонимание тандема Джин Юн Ли и Левина заразило оркестр и совершилось волшебство, когда собственно случайно собранные люди мгновенно превратились в коллектив, сцементированный волей и энергией дирижёра и солистки.
Безусловно, важна репетиционная работа, но чудо потому и чудо, оно не поддается рациональному анализу. Мы все – и слушатели в зале, и музыканты на сцене – стали свидетелями чуда, столь редкого в наши рациональные времена. Не исключено, это чудо неожиданно даже для тех, кто его сотворил.
Утверждаю, что это исполнение Скрипичного концерта Чайковского и Джин Юн Ли, и Симфоническим оркестром студентов Московской консерватории под управлением Анатолия Левина событийно даже на великолепном фоне московской музыкальной жизни последних сезонов. Неважно, что этот дневной концерт прошел при полупустом зале. Важно, что он был и зал аплодировал стоя. Даже в этом полупустом зале нашлись несколько десятков слушателей, сумевших оценить подлинный масштаб события, происшедшего крайне скромно, без помпы и фанфар, и запомнившие его надолго, если не навсегда.
Во втором отделении была прекрасно исполнена Пятнадцатая Симфония Дмитрия Шостаковича. С первого её исполнения в январе 1972 года эта симфония стала моей любимой, вытеснив на второе место Десятую.
Анатолий Левин провел её на одном дыхании – как захватил с первых нот внимание зала, так и ни на мгновение не отпустил его в течение всех 45 минут её звучания. Очень органично у Левина вписались в неё элементы коллажа, использованные автором – это и очевидные цитаты из увертюры к опере Дж. Россини «Вильгельм Телль», и из траурного марша из оперы Р. Вагнера «Гибель богов», и весьма завуалированные намеки на музыку М. Глинки и Г. Малера. Как бы из-за кулис на мгновение показывается начало его собственной Первой симфонии и ритм «темы нашествия» из знаменитой «Ленинградской».
Пятнадцатая симфония у Левина проявила, как это и было заложено в партитуре Шостаковичем, мистический характер. При этом неважно, отдавал ли себе в этом отчет сам автор. Тут как раз тот случай, когда гениальное сочинение вырывается из-под власти автора, будь то музыка или литература, и начинает развиваться по своим законам. Пятнадцатая симфония прозвучала как послание потомкам из иного, надмирного бытия.
Все эти шорохи, постукивания, звуки челесты наводят атмосферу спиритического сеанса. Причем отнюдь не в пародийном стиле, как мог бы это блестяще сделать Шостакович. Здесь всё всерьёз. И медиумом на этом сеансе был Левин, отключившийся от внешнего мира и погрузившийся в глубины мистики музыкального завещания гения. Его интерпретация Пятнадцатой симфонии Шостаковича воспринималась как откровение. И, вероятно, не только мной, судя по напряженной тишине в зале во время исполнения и взрыву аплодисментов по её окончании.
Как и в первом отделении, оркестр звучал отменно. Коллектив удивил ровностью звукоизвлечения у струнных, чистотой интонации у медных, прекрасным ансамблем групп. А ведь это оркестр учебный – следовательно, коллектив с принципиально перманентным, непостоянным составом. Хотя концерт состоялся в конце учебного года, был заключительным в сезоне в рамках своего абонемента и во временных рамках года, какая-то минимальная стабильность состава все же имеет место быть.
Отменное качество звучания оркестра в значительной мере результат работы его художественного руководителя Анатолия Левина над этой программой.
Программа концерта оркестра Бард-колледжа была составлена очень логично. Она называлась «Шостакович и его мир». Кроме Симфонии № 15, прозвучавшей во втором отделении, в программу первого вошли два сочинения, которые Шостакович цитирует в этой симфонии (они названы выше) и вокальный цикл для сопрано с оркестром Витольда Лютославского «Песнецветы и песнесказки» (Стихи Роберта Десноса), исполненного американской певицей Дон Апшоу.
Увертюра Россини прозвучала отлично. Американские студенты, несмотря на их юный возраст и отсутствие опыта, показали высокий класс оркестровой культуры, которой всегда славились ведущие американские оркестры. Леон Ботштейн интерпретировал увертюру к «Теллю» в более романтичном, нежели мы привыкли стиле, с более резкими акцентами и игрой темпами. Получилось это у него убедительно. В результате увертюра успешно преобразовалась в небольшую изящную поэму.
Траурный марш из оперы Вагнера «Гибель богов» получился у американских студентов чуть менее удачно – оркестр по составу был далеко не вагнеровский, хотя и не такой уж и маленький. Звучал он громко, но при этом музыкальной ткани не хватало вагнеровской плотности.
Витольд Лютославский включен в программу как младший современник Шостаковича, с которым у него были родственные творческие черты, несмотря на то, что сам Лютославский отрицал эту связь. Сегодня эти элементы творческого сближения видны более отчётливо. Это нельзя рассматривать как какое-то прямое влияние Шостаковича, скорее это было проявлением близкого мировосприятия. Вокальный цикл Лютославского «Песнецветы и песнесказки» состоит из изящных, не лишенных юмора миниатюр. Здесь Лютославский не чужд атональности, но не тотальной. Цикл был исполнен американским сопрано Дон Апшоу изыскано, с тонким вкусом и безупречным вокалом.
Во втором отделении американские музыканты исполнили Симфонию № 15 Шостаковича. Леон Ботштейн в её интерпретации Пятнадцатой симфонии не смог дойти до глубин постижения этой музыки, до которых дошли на этой же сцене за 18 дней до него московские консерваторские студенты под управлением Анатолия Левина. Исполнение Ботштейна было более поверхностным.
Надо отдать должное – Симфонический оркестр консерватории Бард-колледжа звучал великолепно. Технически вся программа была исполнена на высоком уровне, практически безупречно. Все группы были идеально сбалансированы, оркестранты хорошо слышат друг друга.
В заочном невольном соревновании победу сё же одержал скорее американский коллектив. И тут во весь рост встает вопрос принципа подготовки музыкантов в музыкальных высших учебных заведениях России. Отбор, техническая подготовка, программы – всё ориентировано на воспитание солистов. Это, в первую очередь, касается пианистов и струнников. Выпуски происходят ежегодно, но концертные структуры не в состоянии поглотить и трудоустроить такое количество солистов. Большинству выпускников со временем приходится оседать в оркестрах (струнникам) или становиться концертмейстерами (пианистам).
Во тут-то и обнаруживается, что самому важному и нужному их если и учили, то явно недостаточно. В оркестре они не приучены слышать соседа, унифицировать штрихи и т д. Пианисты рвутся солировать, аккомпанируя певцам и порой заглушая их.
Слушая оркестр американских студентов, показалось, что их-то как раз учат в первую очередь играть в оркестре. Уже на этом уровне в их игре чувствуется строгая оркестровая дисциплина, закладывается то качество американских оркестров – и не только знаменитых, которое можно назвать фирменным.
Было любопытно наблюдать, как Ботштейн между произведениями меняет рассадку оркестрантов, особенно на фоне интерпретации Левина. Американцы сыграли Пятнадцатую симфонию Шостаковича хорошо, но откровением это исполнение не стало. Склонность американцев к шоу-бизнесу победила хороший вкус и концерт закончился разудалыми маршами. Сначала был исполнен распространенный бисовый номер Марш ор. 39 № 1. Второй бис каким-то минимальным боком имел отношение к рецензируемому концерту – это Таити-трот (Чай вдвоем) ор. 16 Винсента Юманиса, оркестрованный Шостаковичем для балета «Золотой век».
Ну, а уж третий бис не лез ни в какие ворота – это был шлягерный марш «Звёзды и полосы» Джона Филиппа Суза. Вновь всё прозвучало прекрасно – но неуместно! Такие параллели приходят в голову, слушая два близких по профессионализму оркестровых коллектива, разделенных океаном.
Владимир Ойвин, Classica.fm