На Новой сцене Большого театра состоялась мировая премьера двухактного драматического балета “Гамлет”, поставленного на музыку Шостаковича международной командой авторов.
Англичане Деклан Донеллан (режиссер), Ник Ормерод (сценограф) и молдаванин Раду Поклитару (хореограф) уже ставили Шекспира в Большом: в 2003 году они показали современную версию “Ромео и Джульетты”, не похожую на традиционный балет.
Спектакль, исполненный риска и драйва, был принят критикой и молодой публикой, но долго в репертуаре не продержался: наследники Прокофьева сочли, что с музыкой композитора обошлись некорректно, и спектакль запретили. Память об этой успешной работе надолго пережила саму постановку, заставив худрука балета Большого Сергея Филина вновь обратиться к творческому триумвирату — на сей раз с предложением поставить “Гамлета”.
По признанию хореографа Поклитару, по собственной воле постановщики эту пьесу не выбрали бы — слишком интеллектуальна. Тем не менее заказ они приняли и целых три с половиной года сообща подыскивали музыку (в итоге выбрали 5-ю и 15-ю симфонии Шостаковича), разрабатывали концепцию и писали либретто, доминантой которого стала тема утраты (близких людей, своего места в жизни, самой жизни) — как самая “эмоциональная” из всех возможных.
Отказав в интеллектуальных способностях балету как жанру, соавторы столь же скептически оценили интеллектуальный уровень балетной публики. “Гамлета” нам рассказывают, как мыльный сериал. Вот день рождения малолетнего принца (Гамлету, Лаэрту и Офелии лет по десять): любящие родители, почтительные придворные, Йорик в виде клоуна с зонтиком. Вот малолетних героев подменяют взрослые, и деятельный дядя, всучив Гамлету чемодан, выпихивает его за границу. Вот старого короля, распростертого на кровати-каталке, свора медиков залечивает до смерти, а горюющую у тела Гертруду лицемерно утешает Клавдий.
Вот вернувшийся Гамлет попадает на свадьбу дяди и матери; вот призрак отца в больничной пижаме, материализовавшись из дымной квадратной дыры в заднике, показывает сыну правду об убийстве: в той же клубящейся белым дымом потусторонней дыре разыгрывается пантомима — Клавдий наливает яд в ухо спящему королю. И таким вот образом — серией пантомимных эпизодов с минимальным вкраплением пластических отступлений — трио авторов добирается до конца пьесы.
Выглядит это не просто наивно — удручающе старомодно: персонажи спектакля, одетые как в 1950-е годы, по существу, ничем не отличаются от обряженных по-средневековому актеров архаичного немого фильма, который Гамлет демонстрирует королю в качестве “мышеловки”.
Грандиозная музыка Шостаковича (под руководством маэстро Дронова оркестр Большого звучит с трагической мощью) самым жестоким образом разоблачает убожество режиссерского решения и особенно хореографии. За 12 лет, прошедших с “Ромео и Джульетты”, хореограф Поклитару наработал небогатый набор штампов, позволяющий ему процветать в качестве руководителя камерного “Киев модерн-балета”, но явно недостаточный для постановки в Большом.
“Гамлет” просто кишит авторскими клише и откровенными заимствованиями. В который раз руки влюбленного очерчивают силуэт любимой (выражение нежности), балерину раскручивают за ногу-за руку, как в фигурном катании (демонстрация отчаяния), рука героя извивается “рыбкой” (намек на неуверенность) — список можно продолжить. И снова кордебалет таскает персонажей на руках, как в “сцене у балкона” 12-летней давности, и опять Гамлет баюкает на руках призрак отца, как в поклитаровской “Палате N6” доктор Рагин качал в объятиях своего несчастного пациента. Свои вымученные комбинации иссякший хореограф рачительно использует дважды: во втором акте они проходят по разряду “воспоминаний”.
Похоже, Раду Поклитару сам чувствует, что переборщил со штампами: во всяком случае, в сцене сумасшествия Офелии, скопированной с “Жизели” (разве что шпага заменена пистолетом), он вроде бы намекает на некую постмодернистскую игру. Однако правила ее непонятны ни зрителям, ни актерам, выкладывающимся в этом спектакле с самоотдачей, достойной лучшего применения и вызывающей искреннее сочувствие.
Умный, тонкий, интеллигентный Денис Савин (Гамлет) выжимает максимум смысла из галопа актерских мизансцен, из скукоживающихся в воздухе разножек своих обрывистых монологов, из пластически скудных объяснений с Офелией (Анастасия Сташкевич), из встреч с покойным Йориком, пророчески пронзающим его зонтиком в спину,— точно так нанесет смертельную рану Гамлету вояка Лаэрт. В этой роли творческие возможности и темперамент Игоря Цвирко буквально скованы постоянной муштрой: под предводительством Лаэрта прекрасный мужской кордебалет Большого беспрестанно играет в “солдатики”, маршируя строем вдоль и поперек рампы.
Этот — военный — мотив балетного “Гамлета”, тщательно маскируемый семейной мелодрамой с криминальной начинкой, предстанет во всей наглядности в финальной сцене, когда все “покойники” поднимутся с пола и уйдут в клубящиеся белым дымом ворота на заднике, а сцену заполнят “войска Фортинбраса” — десантники в камуфляже и беретах, с автоматами наперевес.
Так зрителю дают понять, что на самом деле этот спектакль о гибели одряхлевшей империи, тщетно умножающей зло в попытках сохранить свой фасад. Военная доктрина Клавдия, весь первый акт пестующего щеголеватых гвардейцев, а во втором бросающего их в решающее закулисное сражение одновременно с организацией убийства своего чувствительного племянника, оборачивается крахом. Сценография это подтверждает со всей очевидностью: исполинская гравюра с изображением интерьера имперского дворца, которой Ник Ормерод покрыл всю сцену, под финал окажется разорванной в клочья.
Политическую подоплеку своего спектакля соавторы преподнесли с опасливостью нашкодивших мальчишек, а зря: в стране, где в разгар брежневской цензуры Театр на Таганке играл своего отважного “Гамлета”, такая трактовка встретила бы большее понимание, чем байки про клоуна Йорика и его одинокого затравленного подопечного. Правда, для того, чтобы сделать настоящий политический балет, игрушечных солдатиков и “десантников” мало. Надо обладать духовной силой и мощным талантом Любимова, Боровского и Высоцкого. А вот с этим у международного трио большие проблемы.