15 ноября 2016 в Концертном зале им.Чайковского Российский национальный оркестр открывал свой абонемент.
Открывал концертом удивительным, и на первый взгляд, нелогичным – казалось бы, что могло объединить в одной программе второй ля-минорный концерт Гуммеля для фортепиано с оркестром и две мощнейшие прозрачные, но мрачные симфонические вещи Сибелиуса?
Впрочем, противоречие это кажущееся, и разрешает его с легкостью личность художественного руководителя и главного дирижера Российского национального Михаила Плетнева.
Любовь Плетнева к Сибелиусу общеизвестна, и к Иоганну Непомуку Гуммелю, как выяснилось, он также неравнодушен. Как, впрочем, и вообще – к музыке незаслуженно забытой и редко исполняемой.
Иоганн Непомук Гуммель – личность в истории музыки небанальная.
Мое знакомство с его творчеством состоялось благодаря интервью с Дмитрием Шишкиным, в конце лета, в свою очередь, Диму увлек этим концертом сам Михаил Васильевич.
Дмитрий Шишкин: “Игре на фортепиано можно учиться всю жизнь”
Так что, в конечном итоге, Плетнев в очередной раз стал просветителем (забегая вперед, скажем, что не только для меня).
Перечислять обычное «австрийский композитор, пианист, педагог и дирижер» про Иоганна Непомука смысла не имеет.
Чтобы заинтересоваться этой личностью, достаточно упомянуть, что Гуммель – ученик Моцарта, Гайдна (который, кстати, специально для него написал Сонату ля-бемоль мажор) и Сальери, дружил с Бетховеном и Шубертом (который посвятил ему несколько сочинений), был женат на певице Венского придворного театра Элизабет Рёккель, той самой, которой, говорят, Бетховен посвятил пьесу «К Элизе»…
Человек, общавшийся с лучшими людьми своей эпохи, впитал самые животворные и трепетные начала в музыке классицизма и перебросил своим творчеством один из первых мостков грядущему романтизму.
Влияние Гуммеля отчетливо просматривается в ранних произведениях Шопена и Шумана. Не случайно именно 2-й концерт Гуммеля был особенно любим польским гением.
Странно, что в наше время произведения австрийского композитора практически не исполняются и мало кому известны, а ведь когда-то его называли «великим хранителем печати старого искусства»….
https://www.classicalmusicnews.ru/articles/velikiy-hranitel-pechati/
Впрочем, вернемся к ноябрьскому вечеру в Зале Чайковского, где один из выдающихся российских пианистов, занявший, правда, в этот вечер место за дирижерским пультом, радушно встречал своего коллегу, молодого, но уже очень много добившегося Дмитрия Шишкина. Именно ему Плетнев доверил место за роялем при исполнении второго ля-минорного концерта Гуммеля.
Про Михаила Васильевича говорят разное, приписывая ему и полную потерю интереса к тому, что происходит в современной музыкальной жизни, и тотальную закрытость, связанную якобы с личным выбором.
Концерт 15 ноября и то, что ему предшествовало, ярко доказывают несостоятельность подобных вымыслов – Плетнев всегда поражал широтой своего кругозора и внимательностью к деталям. Просто, вполне возможно, далеко не все события и процессы находят в его душе позитивный отклик. А вот появление на музыкальном олимпе пианиста Дмитрия Шишкина – явно нашло.
У оркестра с Плетневым и Шишкиным готовилось не одно выступление: 2 ноября программа, доставшаяся Москве 15-го, была триумфально показана в Красноярске.
Сложно судить, хорошо или плохо, что Москве достался повтор, но то, что внимание подготовке уделялось с лета, это безусловный плюс. Плюс этот не только безусловный, но и весьма ощутимый – готовность и дирижера, и солиста, и оркестра, которую они продемонстрировали во время исполнения, заслуживала самых высоких оценок.
Впрочем, разве у Михаила Васильевича может быть иначе (отдельные исключения скорее только подтверждают правило)?
Классика изнутри: оркестранты о кровавых мозолях, дирижерах и рок-н-ролле
Итак, первое отделение было отдано Гуммелю и Шишкину. Над залом висела плотная атмосфера ожидания: Дмитрий уже обзавелся вполне внушительной армией поклонников, а у Российского национального она всегда была немаленькой. Но вот наконец раздались первые такты продолжительного вступления и зал замер.
Сам по себе второй концерт Гуммеля удивителен. Сплошное виртуозное чудо, как заметил Дмитрий Шишкин. Эклектичная, живая, сложнейшая, наполненная энергией музыка, в которой важнейшую роль композитор отдал пианисту, заставляя демонстрировать весь свой потенциал: и технического мастерства, и видения музыки, и способности насытить создаваемое звуковое полотно яркой эмоцией. При этом не забыл и про оркестр.
Кстати, про оркестр. Каждый раз, становясь свидетелем, как РНО в едином порыве – ведомый, как правило, строго-сдержанным Плетневым, начинает творить на сцене невероятной красоты музыкальное полотно – невозможно не восхищаться. Казалось бы, пора привыкнуть. В конце концов, это же нормально – когда на сцене царит живая музыка в исполнении профессионалов. Так должно быть. Но, увы, как часто не бывает.
Вступление – когда пианист вошел в оркестровую ткань абсолютно естественно, подхватив линию мелодии, на одном дыхании с оркестром, вызвало ошеломление, и дальше это состояние удерживалось до последних тактов.
Поражали удивительная легкость и уверенность 24-летнего пианиста. Сложнейшие пассажи отыгрывались Дмитрием с виртуозным блеском, исполнение было технически безошибочным, но при этом свободным, оставляющим простор для самовыражения пианиста. И что особенно восхищало – это то, как взаимодействовали солист, дирижер и оркестр.
Ни единой трещины, ни малейшего расхождения, ни в темпах, ни в общем понимании того, чем они занимаются на сцене. А в итоге сияющее, всепобеждающее, фантастическое исполнение, сорвавшее у зала бешеную овацию и принесшее Дмитрию целую гору цветов.
Отдельным удовольствием было наблюдать за улыбающимся Михаилом Васильевичем – такого Плетнева публика (да и не только публика) видит не часто.
Антракт у зрителей был занят обсуждением пережитого. Тоже картина достаточно редкая.
А вот второе отделение отличалось от первого, как земля от неба.
Диаметрально противоположные части программы: первая – сияющее торжество красоты, триумф счастья, вторая – сумрачная, мощная волна таинственных эмоций…
Посерьезневший оркестр, привычно суровый Плетнев, симфоническая поэма «Финляндия» Яна Сибелиуса.
Зарождавшаяся как музыка к спектаклю, поэма была переработана и, обретя самостоятельность, зажила своей жизнью. Мрачный пафос, тема борьбы, надежды и победы завершалась мощнейшим ликующим всплеском.
Пронзительно-мощный трубный глас и тревожные ударные, нагнетающие кульминацию вместе с контрабасами, создали плотную волну звука, затем – нежное вступление деревянных духовых, переплетающихся с шелестящими струнными, и финал – триумфальное tutti.
Вроде бы Сибелиус не ставил перед музыкантами неразрешимых задач, но, тем не менее, музыку создавал крайне непростую, требующую идеального воплощения и безошибочного взаимодействия, в первую очередь между медью и всеми остальными. И то, как Российский национальный, ведомый Михаилом Васильевичем, воплотил замысел композитора, заслуживает самой высокой оценки.
Это было вдохновенное исполнение «Финляндии», прозрачное, благородно-сдержанное, но при этом полное динамизма и жизнеутверждающей силы.
Невозможно не отметить изумительные соло Алексея Бруни (скрипка), Александра Готгельфа (виолончель), Максима Рубцова (флейта) и работу всех групп духовых. А контрабасы с Рустемом Габдуллиным…Конечно, упомяну и мою любимую группу альтов во главе с Сергеем Дубовым.
Впрочем, какую группу ни назови – все были великолепны.
Переход к Седьмой симфонии произошел мгновенно. Седьмая Сибелиуса – произведение легендарное. Не опасаясь избитых слов, можно смело сказать, что это вершина не только творчества, но и всей жизни композитора, хотя «король скандинавской музыки» создал ее в 1924 году – то есть за 33 года до смерти.
Не случайно Кусевицкий называл Седьмую симфонию «Парсифалем» Сибелиуса. Одночастное произведение – по замыслу, эпическая поэма – по воплощению.
В этот вечер Плетнев манипулировал приливами и отливами волн Седьмой сдержанно, почти без жестов – казалось, силой мысли. Драматургия постоянного нарастания эмоций им и оркестром была создана блестяще.
Как Михаилу Васильевичу удается это делать – вытаскивать смысл из строгой формы, находить кульминационные пункты и подавать их, как на блюдечке, для нас, простых смертных, всегда было загадкой.
Стихия по-северному неброской и неприступно прекрасной музыки Сибелиуса оказалась подчинена лаконизму и скупому жесту дирижера безоговорочно…
А завершило концерт горькое посвящение, исполненное в качестве биса.
«Сцену с журавлями» Яна Сибелиуса из музыки к пьесе Арвида Ярнефельта «Смерть» Плетнев посвятил памяти покинувшей нас в эти дни Полины Ефимовны Вайдман, известнейшего музыковеда, до самых последних своих дней дарившего миру новые страницы из жизни Петра Ильича Чайковского.
Вот таким и получился этот вечер – вечер контрастов, вечер встреч, вечер озарений.
Ирина Шымчак