27 ноября 2016 в Москве, в Доме на Знаменке прошел третий концерт из цикла “Игра без правил”. На сцену вышел пианист Эдуард Кунц.
«Scio me nihil scire».
Сократ. (Платон “Апология Сократа”, VI, 21 d.)
«Мы думаем, что трава зеленая, камни твердые, а снег холодный. Но физика уверяет нас, что … наивный реализм ложен»
Б. Рассел. “Исследование смысла и истины”
В техно-парке «Эврика», расположенном в финском городке Вантаа, можно воочию убедиться в том, что мы ошибаемся даже, когда думаем, что видим то, что мы видим.
Что уж говорить о субъективности нашего прочтения нотного текста, который выдающийся пианист Эдуард Кунц назвал «всего лишь инструкцией», с чем трудно не согласиться! И это не инструкция, как «вставить шплинт А в гнездо Б» из рассказа А. Айзимова…
Ван Клиберн во время мастер-класса в Центре Галины Вишневской говорил, что музыкант несёт ответственность за то, какую жизнь он даёт чёрным значкам на нотной бумаге. Золотые слова, но, даже осознавая значение этой миссии, исполнитель может быть прав с одной точки зрения и не прав с многих других. И как определить «правильность правил»?!
На какой период «общественный договор» об их правильности будет действовать, если даже естественная наука зиждется в своей основе на недоказуемых аксиомах, правильность которых со временем либо опровергается, либо оказывается действительной в неких границах, опять же не вечных?
Во всяком случае от того, как кому удаётся прочесть и озвучить нотную «инструкцию», и зависит то, что мы слышим на концертах, но то, что мы слышим, отнюдь не всегда является тем, что звучит. Мы слышим то, что готовы и способны услышать…
«Sonata quasi una Fantasia», соч. 27 №2, до-диез минор, обычно исполняется по «инструкции» немецкого критика и друга Л. ван Бетховена Л. Рельштаба, которому музыка 1-й части навеяла образ лодочной прогулки по Фирвальдштетскому озеру лунной ночью. Его точка зрения стала правилом на 2 века, начиная с 1832 года.
Если бы Бетховен был тогда ещё жив, он вряд ли согласился бы с таким пре-импрессионистическим названием, учитывая, что даже по поводу «Пасторальной симфонии», где каждая из частей имеет программный заголовок, сам композитор пишет:
«Целое является больше выражением чувств, чем изображением, оно будет распознано и без описаний»,
а первая часть симфонии так и называется: «Пробуждение радостных чувств от прибытия в деревню».
Антону Рубинштейну и Гектору Берлиозу, музыкальной интуиции которых стоит доверять, не нравилось название сонаты, данное Рельштабом.
Александр Серов слышал в первой части «смертельное уныние».
Очень интересна параллель, проведённая в исследовании Теодора де Визева (Т. Вызевского) и графа М. О. Жоржа де Сен- Фуа, о ней напоминает музыковед Кириллова: по мнению де Визева и де Сен-Фуа триоли первой части бетховенской сонаты восходят к триолям сцены смерти Командора в начале оперы В. А. Моцарта «Дон Жуан», это — приблизительно начало 11-й минуты.
У Моцарта триоли идут сначала в доминанте к фа минору, ну, а у Бетховена — в до-диез миноре. Кстати, в до-диез миноре написан его предпоследний квартет, соч. 131, тоже № 14, как и соната в той же тональности. Всего у Бетховена 16 квартетов, но № 15 написан даже раньше, чем № 13.
Говорил Моцарт после встречи с Бетховеном в 1787 году фразу
«Обратите внимание на него. Он всех заставит о себе говорить»
или нет, влияния первого на творчество второго отрицать никто не станет.
Однако довольно о тональностях.
Эдуард Кунц играл 1-ю часть второй «Sonata quasi una Fantasia» совсем не как «Лунную», а именно как музыку глубоко трагичную, с фатальным звучанием мелодии октав, играл до репризы очень громко. Так кричат глухие, а Бетховен именно ко времени сочинения этой сонаты признал необратимость своей глухоты и написал о болезни друзьям.
В марте соната была опубликована, а 6-м октября датировано так называемое Гейлигенштадское завещание, начинающееся словами
«О вы, люди, считающие или называющие меня злонравным, упрямым или мизантропичным – как вы несправедливы ко мне, ведь вы не знаете тайной причины того, что вам кажется. Мое сердце и разум с детства были склонны к нежному чувству доброты, и я даже всегда был готов к свершению великих дел.
Но подумайте только: вот уже 6 лет я пребываю в безнадежном состоянии, усугбленном невежественными врачами…»
В Гейлигенштадте, городке неподалёку от Вены, Бетховен провёл лето после написания сонаты, о которой идёт речь. Я услышала в производящем очень сильное впечатление исполнении Эдуарда Кунца первой части сонаты стремление докричаться до понимания и сострадания, обращение к миру. Отсюда и гигантский масштаб звучания, объёмного и ясного одновременно.
Открылись новые смыслы в октавных фразах левой руки. Уверена, что не только я чувствовала себя оркестрантом из известной шуточной истории: тот пришёл послушать из зала произведение, которое всю жизнь играл, сидя за оркестровым пультом, и с удивлением услышал новые для себя темы, вообще-то главные в произведении.
Зато исполненная на пианиссимо реприза создавала, казалось бы, более знакомые и ожидаемые образы, однако именно в сравнении с экспозицией и разработкой, музыка репризы до глубины души потрясла светом, струящимся теми же триолями, но уже из нездешней дали, с дарованным небесами холодноватым покоем.
У Бетховена «отношения» с Богом были неоднозначными. Однако в Гейлигенштадском завещении есть фраза:
«Божество! Ты глядишь с высоты в мое сердце, ты знаешь его, тебе ведомо, что оно преисполнено человеколюбия и стремления к добродетели».
Далее было интермеццо — 2-я часть сонаты, Allegretto, и затем — Presto agitato, в котором слышалось дантовское:
«То адский ветер, отдыха не зная,
Мчит сонмы душ среди окрестной мглы
И мучит их, крутя и истязая…»
А уж услышала я то, что транслировалось со сцены, и транслировалось ли именно то, что было зашифровано нотными значками, написал ли сам композитор то, что собирался написать…
С пониманием «Лунного света» из сюиты К. Дебюсси «Pour le piano» L95, слава Богу, всё было проще, хотя тончайшими средствами нарисованная изумительной красоты лунная дорожка привела к гимну, настоящей «Осанне», но у кого в этом случае хватило бы ворчливости брюзжать о «границах динамики во французской музыке»?! И полупедаль, сохраняющая басы, была волшебной…
Менуэт и Ноктюрн Игнация Яна Падеревского никак не заслуживают забвения! Открытые Кунцем для московских слушателей, эти изысканные вещицы обязательно пополнят чей-нибудь репертуар.
Кому как не музыкантам понимать категории априорного и апостериорного знания. Природная способность чувствовать интуитивно в сочетании с образованием даёт нам критерии, но фортепианное мастерство и сила внутреннего убеждения исполнителя могут всё перевернуть в нашем восприятии.
Когда слушаешь Эдуарда Кунца, то самое необычное может стать эталоном. Прелюдия Ф. Шопена ми минор, соч. 28 № 4, прозвучала очень красиво, но непривычно, с остинатной нотой «си», подобной Глассу, пронизывающему толщу пространства и становящемуся опорным стержнем для мятущейся души.
И возможность такого прочтения тоже была заложена в нотном тексте, хотя мной, например, эта нота «си», окрашенная разными гармониями, прочитывалась меняющейся, как хамелеон, и реагирующей на разные гармонии ещё и изменением высоты внутри одного тона, звучащего чуть выше — как ля-дубль- диез, чуть ниже – как до-бемоль, эффекта, который композиторы используют при энгармонической замене.
Два совершенно разные концепции, родившиеся на основе одних и тех же нотных знаков. Поэтому нам всё ещё интересны одни и те же произведения в разных исполнениях!
В знаковом для этого концерте до-диез миноре был и ноктюрн Ф. Шопена, известный, как «посмертный», оp. posthumous.
Управлением «звуком после звука» Кунц владеет в совершенстве. От разлетающихся обертонов в верхних октавах замирало сердце.
Был ещё до-диез-минорный вальс, соч. 64 № 2, интересно и виртуозно исполненный.
Баллада № 1 Ф. Шопена своими яркими образами замкнула круг, став романтической аркой, протянувшейся к финалу бетховенской сонаты.
Итак, что есть Истина, когда речь идёт о фортепианном концерте?
В ставшем традицией для цикла «Игра без правил» «Послесловии» Эдуард Кунц сказал, что музыка нужна для того, чтобы выразить то, чего нельзя выразить словами. Так что ходите на концерты, друзья, особенно на такие выдающиеся!
Ольга Потехина
Эдуард Кунц — солист Московской филармонии, артист Yamaha и артист ВВС. Журнал ВВС Music Magazine назвал его одним из десятикрупнейших пианистов мира!
Кунц закончил МССМШ имени Гнесиных в классе Заслуженного деятеля искусств РФ Заслуженного артиста РФ, Лауреата премии Президента РФ в области литературы и искусства М. Хохлова, затем Московскую консерваторию в классе Заслуженного артиста РФ А. Диева. В Королевском Северном колледже музыки (Великобритани) учился у Н. Фишер и М. Рэя.
Эдуард Кунц играл с Немецким симфоническим оркестром, оркестром Лондонской филармонии, Королевскими Английским и Нидерландским филармоническими оркестрами, РНО и другими крупнейшими оркестрами.
Кунц выступает в лучших мировых залах, таких, как Уигмор-холл в Лондоне, Лувр в Париже, Концертгебау в Амстердаме, зал Верди в Милане, Большой зал МГК и др.
Эдуард Кунц — победитель 13-ти международных конкурсов, обладатель Гран — при конкурса пианистов им. Дж. Энеску и золотых медалей конкурсов имени Падеревского в Быдгоще (Польша) и Новоорлеанского конкурса пианистов в США, обладатель медали от Союза музыкантов Великобритании, был также награждён на крупнейшем фестивале классической музыки в Вербье, является стипендиатом известнейших фондов.