“Жизель” – беспроигрышный бренд, незыблемый символ романтического совершенства. Движению времени обреченная на успех “Жизель” неподвластна.
За двести лет спектакль “привык” к признанию публики, и каждый артист кордебалета знает: какие бы акценты ни ставили солисты, зал взорвется аплодисментами, когда ряды неземных теней проскользят друг сквозь друга в горестном арабеске.
Ирреальная атмосфера призрачного мира поведет каждый, даже самый рядовой спектакль к художественному целому. К этому привыкли.
И чтобы встряхнуть дремлющий, что скрывать, зачастую идущий как будничный спектакль, две “Жизели” в Большом театре сознательно поставили подряд и, предугадав интригу, отдали разным парам солистов.
Репертуарный замысел попал в десятку – с таким нетерпением ожидали “Жизель” в последние десятилетия нечасто.
Помню несколько случаев. Когда к романтической Наталии Бессмертновой присоединился французский партнер Микаэль Денар. Когда после перерыва в “Жизель” вернулись Екатерина Максимова и Владимир Васильев. Когда обманутую девушку танцевала пермский вундеркинд Надя Павлова.
Когда новую версию с ароматом Живанши трактовала вчерашняя выпускница Светлана Лунькина. И совсем вроде бы недавний дивный спектакль со Светланой Захаровой, гостьей из Мариинки, искренне и трепетно доказывавшей Большому свою ему необходимость.
Захарова вела балет и на этот раз, но обманщиком-графом, погубившим юную душу, стал Роберто Болле – долгожданный гость из итальянской труппы и guest star Королевского балета Великобритании.
Болле танцевал в спектакле Большого впервые, хотя Москва видела его и на гала-концертах, и на гастролях Королевского балета Великобритании, а на выступлении “Ла Скала” – в партии Ромео, когда его Джульеттой оказалась блистательная Алессандра Ферри.
В Петербург итальянец наведывался чаще – не раз танцевал на Фестивале “Мариинский”. Да и к партнерше Роберто Болле не надо было привыкать – мировые звезды нередко выступают в дуэте – их итальянский репертуар в “Ла Скала” включает “Лебединое озеро”, “Баядерку”, “Жизель”.
Пара нереально красива: высокие, идеально сложенные, с отличной, не ведающей преград техникой, “мудрыми” ногами и безупречным чувством позы. Об этом своем совершенстве они не забывают ни на минуту. Как и о своих премьерских манерах. Оба обласканы вниманием.
Захарова – одна из самых успешных отечественных балерин, статусная прима Большого. Болле, еще в свои хрустальные годы работавший с Рудольфом Нуреевым, востребован повсюду: готовит церемонию открытия Олимпийских игр, украшает танцами торжества британской королевы и Папы Римского.
Но для “пересказа” наивной истории пришлось-таки скрывать свои амбиции, таинственным образом влияющие на роли. Например, в сословное неравенство героев поверить было трудно: голубая кровь текла в жилах не только рвущего страсти Альберта, – Жизель тоже не выглядела крестьянской простушкой, держалась с аристократическим достоинством. Актерские “приспособления” Болле доходчивы и прямолинейны.
Ему соблазнителя и играть-то не нужно, об этом позаботилась природа: пленительная внешность и итальянский темперамент. Он предлагает модель мелодрамы со страстями вразнос, отметает лишние подробности и драматические нюансы.
Захарова тоже опускает детали сложного психологического подтекста, оставляя в прежних спектаклях обескураживающую естественность, отчаяние, порывистость. В новой “модели” ее страсти гораздо стерильнее, игра – мастеровитее. Жаль, потому что “Жизель” позволяет прочертить судьбу от непомерного счастья к такому же непомерному отчаянию по-разному, со множеством скрытых микросюжетов.
Второй акт доказал, что красота спасет не только мир, но и балет. Каждое движение найдено давно, каждая поза мотивирована заблаговременно.
Отрешенность Альберта и томление Жизели раскрывались дозированно, благородные страдания Альберта и “плачущий дух” Жизели находили приют в танце. Эталонный дуэт обеспечил успех и оправдал пунктирность актерской игры. Жизель замирала в страдающих арабесках, легкокрылой тенью летала над сценой, вертелась “блинчиками”, попав за кладбищенскую ограду.
Герой ошеломлял высокими прыжками, отточенностью пируэтов и уверенностью в поддержках, пластическая кантилена движений и поз рождали эффект бесплотного полета. При таком самодостаточном и красивом дуэте всякие философские изыски по поводу рокового треугольника – героиня, герой, антигерой – отмирают сами собой.
Драматургию в этом спектакле “удержала” Мирта – мистическим ужасом отдавались ее разрывающие пространство импульсивные прыжки. Мария Александрова неподражаема в этой роли: ее героиня давно уже свободна от мучительных земных воспоминаний, сделавших ее мстительницей, родной сестрой гоголевской Панночки.
А накануне спектакль встряхнули дебютанты: Наталья Осипова, обожаемая англичанами, которые сравнивают ее с Майей Плисецкой, и Андрей Меркурьев, недавно перешедший в Большой из Мариинки. Оба работали на сопротивлении своим ярко выраженным индивидуальностям: Осиповой пришлось укротить броский темперамент, а Меркурьеву свободную и чуть озорную манеру пластики поменять на академическую неприкосновенность.
Опасения, что Осиповой, прирожденной Китри в “Дон Кихоте”, не хватит изящества, а современный стиль подведет Меркурьева в строгой классике, к счастью, не оправдались. Мир романтического балета им подчинился.
Они станцевали свой, ни на кого не похожий спектакль. Первый акт – с наслаждением первооткрывателей, второй – с “проросшим” сознанием и тоской по несбывшейся любви. Альберт был обескуражен самой потерей любви, не мог понять, что оказался жертвой собственного обмана, и оттого “тонул” в нахлынувших чувствах.
А Жизель и в мире теней осталась самой собой, не смогла разглядеть в любимом обидчика – жила столь мало, что не научилась мстить. Их любовь беззащитна, но не иллюзорна. Образы еще не “собраны” до конца, но и сегодня видно, что пришлись им впору. Танец – полетен и вдохновенен, хоть и не лишен просчетов. Увлекательный репертуарный ход с двумя “Жизелями”, срежиссированный руководством Большого, подарил массу впечатлений, так что оба спектакля в истории театра не затеряются.
Елена Федоренко, газета “Культура”