Тринадцать майских дней продолжалось действо, собирающее меломанов не только из Саратова, но и из окрестных Пензы, Волгограда и даже Москвы и Петербурга.
Первый день вот уже на протяжении многих лет открывается традиционно редко исполняемыми, а то и вовсе никогда не исполняемыми произведениями. На этот раз симфонический оркестр изумлял меломанов Бетховеном, Листом, Шнитке и Прокофьевым.
А завершился этот фейерверк классики старым добрым Чайковским. Его «Славянский марш», виртуозно прочитанный оркестрантами, освежил и осчастливил душу после тяжкости Прокофьева, чья «Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным» ввергла зал в своеобразный эмоциональный ступор.
Кантата, созданная как впечатление на горькие и драматичные строки Антокольского, кантата, повествующая о взорванном детстве и трагедии потерь самого дорогого, музыка, несущая на себе отпечаток советской эпохи, последовала сразу после произведения нашего великого земляка Шнитке.
Партитура «Ритуала» поистине психоделия! Рваная, горестная, погружающая в омут страданий многоассоциативная музыка, у которой словно нет начала и нет финала. Она не начинается, она словно прорывается в наш мир. И она же не заканчивается, она мерцает, сияет, неистовствует, дробится, распадается на лучи надежды, на тревожное «прощай» и «простите» где-то далеко-далеко. Словно серебряные колокола и колокольчики памяти скорби и любви прокрались в эту партитуру.
Во время исполнения Шнитке в зале стояла такая заповедная тишина, словно сама скорбь на цыпочках прокралась в зал академоперы и стала за спиной маэстро, скрестила руки за плечами оркестрантов…
Партитура произведения была получена театром у родственников Альфреда Шнитке, проживающих ныне за рубежом. В год семидесятилетия Великой Победы ноты прибыли на родную землю российского композитора издалека.
«Рукописи не горят», — сказал когда-то гениальный Булгаков. Похоже, эту мысль можно повторить и о нотах. Если партитуре суждено оживить, пробудить мысль и чувства музыкантов, вызвать сокровенные воспоминания… даже о том, чего никогда не видел, то эта партитура приедет, прилетит, приплывёт из любой дальней дали.
Вообще современный артистический мир отличает это явление. Мало исполнить редкое произведение — его ещё надо добыть: пройти сложную процедуру согласования с наследниками и правопреемниками, подписать контракты и договоры на возможность обнародования симфоний и кантат.
Так что первый день фестиваля отмечен не только творческим поиском, но и поиском исследовательским, почти детективным…
Под знаком «Скока»
Да, второй день фестиваля прошёл под знаком «Скока». Название балета на музыку Прокофьева самые ироничные и самые матёрые театралы склоняли кто как мог:
— Что там за «скок-поскок»?
— Главное, чтобы заскоков не было, а скок мы выдержим…
— «Стальной скок»?! А почему не серебряный или медный?
— Поскакушки ожидаются весёленькие или как? Или что?
Ну и далее в таком же духе.
Когда балет, либретто к которому не существует, балет, в котором танцевал легендарный Серж Лифарь, балет, являвшийся частью культовых дягилевских сезонов, всё же начался, зал изумлённо притих. Действо и впрямь оказалось не похоже ни на что из виденного ранее.
Странный механизированный мир, жёсткий и монотонный одновременно. Красивые тела мужчин и женщин и экспрессия, абсолютно очищенная от эмоций. Нет, это не было танцем-модерном, в происходящем на сцене невозможно было обнаружить синтез аэробики и балета.
Это действительно был стальной скок. Не просто люди-части огромного механизма рассекали сцену, совершали прыжки, пригибания и приседания. Позы подчас дразнили эротизмом, но эротизма не было и в помине. Даже очень красивые роботы не отмечены чувственностью, а танцовщики и танцовщицы перевоплотились именно в роботов. Нечто мертвенное и пугающее было в этом балете.
Не берусь сказать, какую цель преследовал балетмейстер-постановщик, выпускник Академии русского балета и лауреат национальной премии «Золотая маска» Кирилл Симонов, когда ставил этот спектакль. На мой, зрительский, взгляд «Стальной скок» — своеобразная пластическая метафора концлагеря. Жертвы и палачи почти неотличимы друг от друга. Обезличенность делает всех похожими на всех. Мир, в котором нет места эмоциям.
Есть замечательный голливудский фильм «Элезиум», фильм-антиутопия, демонтирующий мир, в котором на казнь обрекают за самое страшное преступление — выказанные эмоции. Лично мне «Стальной скок» напомнил подобный мир.
Не исключено, что «Стальной скок», созданный маэстро в начале двадцатого века, являлся и портретом молодой советской страны, в которой все дружно пашут, рубят, строят, шагают в рядах строительства коммунизма, где всё общественное. Где нет места индивидуальности, а значит, самобытности, эмоциям…
«Стальной скок» обескураживал, озадачивал, вызывал у одних восторг, у других — ярко выраженное неприятие увиденного. Но мне представляется, что именно этим он и ценен. Искусство призвано создавать пятое, шестое, седьмое измерение в нашем мире. В конце концов, сказка «Алиса в стране чудес» тоже весьма странная история, созданная математиком:
— Хочешь пить? Тогда на, съешь сухарик!
Чтобы оставаться на одном месте, надо бежать в два раза быстрее.
Это что же, парадоксы от Кэрролла? А может, гримасы тоталитарного мира, грациозно вплетённые в ткань сказки! «Стальной скок» — тоталитарная модель бытия, метафорическая, пардон, метафорически-пластическая сказка для взрослых. Тюремный плац, он же — круглосуточно работающий цех… Люди-винтики, лес рубят — щепки летят — вот они, мои личные ассоциации от этого балета. У других зрителей они наверняка будут другими.
Дама, сидевшая поблизости, отметила, что это вообще чистилище, а может, дантовы круги ада. Ещё один завзятый театрал утверждал, что на сцене развернулся мир нерождённых душ. Разве не интересно, что одно и то же действо вызывает столь противоречивые мнения?!
Не знаю, поселится ли этот спектакль в репертуаре академоперы, но то, что про него будут говорить, — вне сомнения.
Звёздный состав
Шедевр Римского-Корсакова «Садко» не только услаждение слуха и взора зрителей, но и мощнейший гимн русской удали, русскому величию. В заглавной партии — солист Большого театра России, заслуженный артист Анатолий Зайченко, в партии веденецкого гостя народный артист России Евгений Поликанин, в партии варяжского гостя лауреат международного конкурса Игорь Лазарев.
Балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева (в репертуаре двадцать восьмого Собиновского фестиваля Прокофьев оказался едва ли не самой востребованной личностью) — это истинное услаждение взора, эстетическое удовольствие, о котором можно только мечтать.
Масштабный балет, в котором широко задействован и классно работает кордебалет (кланы Монтекки и Капулетти оживают на сцене!); в котором царствуют, льнут друг к другу, нежно любят друг друга и бесстрашно умирают во имя друг друга веронские любовники Джульетта (солистка Мариинского театра, заслуженная артистка России Екатерина Осмолкина) и Ромео (солист этого же замечательного театра Александр Сергеев).
«Раймонда» — ещё один всплеск пластической красоты и грациозности майского праздника музыки. И снова — звёздный состав: в партии Раймонды приглашённая Саратовской академоперой на фестиваль солистка Мариинского театра Софья Гумерова, ну а в Жана де Бриена перевоплотился премьер Мариинского театра Игорь Колб.
В программе двадцать восьмого фестиваля имелось немало фишек, способных раздразнить самые различные вкусы: здесь вам и концерт группы «Кватро», и выступление концерта духовых инструментов «Волга-Бэнд», и европейский джаз с пряным восточным вкусом от Маши Гарибян, очаровательной дочери Армении, родившейся в Париже и начавшей брать уроки игры на фортепиано в пять лет.
Программа, что и говорить, насыщенная и разнообразная, но лично я среди всех событий фестиваля выделила бы конкурс конкурсов. Да, не удивляйтесь, уважаемый читатель, — главное и традиционное для каждого фестиваля действо под названием «соперничество вокалистов» в этом году было настолько восхитительным, что лично я тихо сочувствовала жюри, перед которым стояла жёсткая необходимость выбрать трёх сильнейших.
Тенор, элегантный и высокий, обладатель нежнейшего голоса Айдар Харуллин из Башкирии эмоционально зажёг весь зал народной песней «Хандугас». Диана Нурмахаметова из Башкирии сорвала не просто аплодисменты — скандирование своей волшебной ласточкой, шедевром Е. дель Акуа.
Живая фарфоровая статуэтка по имени Фан Сянлей, удивительной красоты сопрано из Китая, в равной степени очаровала саратовских меломанов и китайской народной песней «Утро в дивном лесу», и произведениями на музыку Чайковского и Ференца Листа.
А сколь хорош оказался баритон из Республики Коми Ефим Завальный! Этот двадцативосьмилетний красавец с внешностью викинга с такой-то фактурой мог запросто стать кинозвездой. Но когда я услышала его выразительный, с невероятными переливами голос, то поняла: этот вокалист, изумительно не просто пропевший, перевоплотившийся в лесного царя Шуберта, может сводить с ума не то что кинотеатры — огромные пространства оперных театров мира.
Сергей Саргсян, бас из Армении, завершал программу первого тура, что само по себе испытание. Ведь выходить к зрителю после стольких дивных вокалистов — очень непростой удел. Но Саргсян — высокий, мощный, истинно по оперному величественный, собрался и выдал роскошную программу.
По окончании конкурса конкурсов проходило голосование зрителей: саратовцы опускали свои бюллетени в специальную урну. По результатам зрительского голосования, фаворит зала отправится в вояж в одну из самых знаменитых опер мира.
Завершился фестиваль творческим вечером художественного руководителя театра оперы и балета, народного артиста РФ, главного дирижера Юрия Кочнева. Событие было приурочено к сорокалетию творческой деятельности маэстро.
Светлана Микулина, “Московский комсомолец“