В последней серии концертов Израильский филармонический оркестр представил две программы, каждую из которых составляло только одно сочинение.
К сожалению, обстоятельства сложились так, что мне не удалось побывать на концертном исполнении оперы Бетховена “Фиделио”. Зато повезло в другом: в Иерусалиме, 11 июля, довелось послушать Третью симфонию Малера.
Это одна из немногих симфоний мирового репертуара, которая по праву может одна занять весь вечер (причем в числе этих немногих еще, по крайней мере, четыре симфонии того же Малера – Вторая, Шестая, Восьмая, Девятая). Дело не только в ее временных масштабах (полтора часа чистого звучания!), но и в том, что музыка в ней являет целый мир, вполне самодостаточный, да и, пожалуй, не терпящий рядом с собой иных звуковых миров.
Композитор даже предполагал для того, чтобы программа выглядела в глазах слушателей полноценной, отделить антрактом первую часть, наиболее протяженную и представляющую собой своего рода пролог, от последующих пяти. Зубин Мета позволил себе этим авторским послаблением пренебречь, оставив в этот вечер буфеты столичного “Биньяней ха-ума” без части дохода, получаемого в перерыве, зато еще более подчеркнув смысловое единство симфонии.
Недавно один московский коллега, говоря о симфонии Малера, правда, другой, Шестой, бросил слова “умозрительная метафизичность”. На мой взгляд, эта характеристика абсолютно не соответствует сути малеровской звуковой материи. Чего-чего, а умозрительности в ней нет, ее интонационные истоки коренятся в самой что ни на есть конкретике музыкального быта, причем композитор не чурается источников, которые пуристы его да и последующих времен считали “нечистыми” – банальными, даже пошлыми.
Сила его гения такова, что из этого “сора” он умеет вырастить цветы необыкновенной красоты и удивительного аромата. Более того, продвигаясь от части к части, прийти от звуковой конкретики к горним высям такого парения духа, что, кажется, материальные носители звука – инструменты, человеческие голоса – исчезают, а звучит, то прозрачно, то ликующе, сам воздух или даже какая-то еще менее материальная субстанция.
Впрочем, это только в случаях действительно конгениального исполнения, вроде того, свидетелями которому мы стали в Иерусалиме. Зубин Мета в свои 80 лет обрел с омоложением состава оркестра (в струнной группе виднелось немало совсем юных лиц, а концертмейстером был 30-летний Давид Радзинский) уже и не знаю какое по счету дыхание.
Его вдохновением прониклись не только “подведомственные” инструменталисты, но и приглашенные вокалисты (женская группа Израильского хора имени Гари Бертини и хор “Анкор” Иерусалимской академии музыки и танца).
А сочное, насыщенное и при этом парадоксально кажущееся бесплотным меццо-сопрано солистки Миоко Фуджимуры ознаменовало в 4-й части переход к той самой метафизичности, которой Малер достигает без малейшего намека на умозрительность…