Скандальная премьера последней постановки оперы Михаила Глинки «Руслан и Людмила» прошла на исторической сцене Большого театра России 2 ноября 2011 года.
Спустя пять лет фирма «Мелодия» совместно с фирмой «BelAir» выпустила на DVD запись этой постановки.
Её режиссёром был Дмитрий Черняков. Дирижёр – Владимир Юровский.
В зале одновременно кричали и браво, и позор.
Исполнители:
- Светозар, великий князь киевский – Владимир Огновенко;
- Людмила, его дочь – Альбина Шагимуратова;
- Руслан, витязь, жених Людмилы – Михаил Петренко;
- Ратмир, князь хазарский – Юрий Миненко;
- Фарлаф, витязь варяжский – Алмас Швилла;
- Горислава, пленница Ратмира – Александрина Пендачанска;
- Финн, добрый волшебник / Баян, сказитель – Чарльз Уоркман;
- Наина, злая волшебница – Елена Заремба;
- Голова – Александр Полковников.
- Хор и оркестр Большого театра.
Почти все музыкальные критики с разной степенью жёсткости оценили эту постановку отрицательно. Особо пристальное внимание к ней объясняется тем, что это был первый спектакль, поставленный на Исторической сцене Большого театра после шестилетнего ремонта.
Типичные рецензии разделялись на две части: дружно ругали постановку Чернякова – и хвалили музыкальную часть спектакля: дирижёра Владимира Юровского, хор и оркестров Большого, подбор солистов (хотя из Большого была только одна солистка – да и та в Большом скорее числится, поскольку лет двадцать поёт только за рубежом. Это Елена Заремба.)
С временнόй дистанции резкость оценок может казаться излишней, но уж очень наболело и у сторонников, и у противников так называемой «режиссёрской» оперы. Тогда одержало верх негативное мнение о постановке Чернякова, и в репертуар Большого она не вошла. С моей точки зрения, совершенно справедливо.
Мне кажется, что главный дефект режиссёрского решения – его эклектизм и половинчатость. И ещё: свадьба Людмилы и Руслана как массовая сцена режиссёрски беспомощна. Трудно отделаться от впечатления, что режиссёр просто не знает, что ему делать с такой массой людей.
Открывается занавес – и мы видим массовку, выстроенную фронтально и аплодирующую оркестру после увертюры. Зал, где проходит правительственный банкет советских времён, решён в псевдорусском стиле. Что это современный зал – выдаёт высота потолков. Приглядевшись, замечаешь по бокам сцены телеоператоров и начинаешь понимать, что это богатая свадьба славянофильствующих нуворишей. Постановщик как бы говорит:
«Вы хотели «большой» стиль а ля рюсс – получите»!
Этакая примитивная «фига в кармане», раздражающая своей банальностью.
Довольно странно ведёт себя Баян (он же Финн). По музыке, да и по либретто он эпический сказитель, а здесь – он суетливо перемещается по сцене, временами сладострастно ухмыляясь и между делом поглаживая и пощипывая сидящих за столами девиц.
Объединение двух партий в одном певце никак не убедительно – ни с вокальной, ни со сценической точки зрения. Эти партии написаны для теноров разной окраски. Голос Баяна должен быть ярким и лёгким. Именно таким лирическим тенором обладает американец Чарльз Уоркман.
Правда, надо отдать должное, что и с более плотной окраской партии Финна он – не без труда, но всё же – справляется. В целом Уоркман успешно выполнил задачу, поставленную режиссёром, создав образ интеллигентного факира. Нельзя не отметить его хороший русский язык. Это, разумеется, не единственный пример ортогональности музыки и режиссуры в этой постановке.
Вызывают вопросы и два эпизода второго акта. Это беседы Руслана с Финном и Варлафа с Наиной. Интрига постановки Чернякова – это пари Финна и Наины, что нет ни любви и, тем более, верности. Тогда непонятно, почему встреча Руслана и Финна происходит на виду и временами почти в присутствии Наины. А встреча Фарлафа и Наины – на виду Финна. Странно ведёт себя Фарлаф во время своего знаменитого рондо. Он довольно откровенно тискает Наину и при этом поёт, как он обретёт Людмилу.
Бросается в глаза разительное несоответствие текста знаменитой арии Руслана «О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями». Поётся она посреди отнюдь не поля, а нагромождения скал, на которых лежат эти кости, которые вдруг оживают и покидают сцену на своих ногах.
Да и Руслан выглядит в этой сцене отнюдь не героем, а напуганным юношей – и непонятно, как в его руки попал меч. А уж меч вообще в этой постановке не нужен. Он как то чеховское ружье, которое ни разу не стреляет.
Больше всего претензий вызвал третий акт («В замке Наины»; в оригинале «Сады Наины). Он решён режиссёром как откровенный бордель, владелица которого волшебница Наина. В самой идее, впрочем, ничего криминального я не вижу. Фантом замка и задумывался для того, чтобы населяющие его девы любыми средствами соблазнили Руслана и Ратмира, перекрыв им путь к садам Черномора, где томится Людмила.
Конечно, на оперной сцене это далеко не первый бордель и проститутки. В «Травиате» бал у Флоры – это сборище великосветских содержанок, дам полусвета. Да и Манон Леско – меркантильная содержанка. Другие примеры читатель вспомнит сам. Так что ревнители морали могут проходить мимо.
Другое дело, во что превратил эти сады режиссёр. «Сады Наины» – это обязательный для гранд-оперы того времени балетный антракт с чудесной музыкой. В постановке Чернякова балетный антракт заменён набором шоу-номеров. Кто-то жонглирует, кто-то исполняет акробатический этюд, кто-то наигрывает на флейте, и т. д. Вот ещё один яркий пример нестыковки музыки и действия на сцене.
Наине почти удается её замысел – показать, что настоящей любви и верности не существует. Руслан уже увлёкся Гориславой, Ратмир раздосадован поведением Гориславы по отношению к нему. И только появление Финна удерживает героев от непоправимых ошибок – он волшебством уничтожает фантом садов Наины.
Сцена без головы “Руслан и Людмила” в Большом театре: отличная акустика, прекрасная музыка
Четвёртый акт тоже вызвал многочисленные нарекания, с моей точки зрения более обоснованные. В саду Черномора свой бордель. Но если у Наины он функционально уместен, то у Черномора-то он зачем? Какую роль играют пробегающие на заднем плане полуголые, а иногда и обнажённые девицы, не ясно.
Не всё в этой постановке «Руслана и Людмилы» так скверно. Хороша его музыкальная часть. Весьма удачно подобраны почти все солисты. Прекрасно исполнила труднейшую сопрановую партию Альбина Шагимуратова (Людмила). При этом она хороша и сценически.
Великолепную вокальную форму демонстрирует Елена Заремба. Она убедительна и драматически, особенно в свете большей значимости этой роли в постановке Чернякова.
Наименее интересной по вокалу предстаёт болгарское сопрано Александрина Пендачанска, несмотря на её международный статус. Для партии Гориславы её голос маловат, и она вынуждена его форсировать, что приводит к не очень красивым верхам. К тому же у неё заметная тремоляция.
Лучшим с точки зрения вокала (не только среди мужских голосов, но и вообще) был Чарльз Уоркман.
Неплохо исполнил партию Руслана бас Михаил Петренко. У него красивый, мягкий бас. Правда, без ярких низов, но в этой постановке для далеко не героя Руслана они и не очень важны.
Ратмир – Юрий Миненко. Впервые в истории Большого театра эту партию исполняет контратенор, и исполняет удачно. Порой в сольных фрагментах ему не хватает громкости прорезать оркестр. Зато сценически он гораздо органичнее, чем привычные женщины – контральто или меццо.
Не слишком удачно выступил литовский бас Алмас Швилла (Фарлаф): он практически провалил центральное в этой партии рондо, спетое слишком медленно и неритмично.
Прекрасно выступил хор Большого театра – при том, что поёт он не только на сцене, но и из-за кулис, и даже из оркестровой ямы.
Конечно, самое сильное впечатление произвёл оркестр под управлением Владимира Юровского. Уже увертюра, всеми заигранная, лишилась пастозного, привычно имперского звучания. Партитура оказалась прозрачной и местами нежной. То, что она стала более лёгкой, раскрыло в ней итальянское начало.
То же можно сказать и про звучание оркестра в течение всей оперы. Юровский переработал с оркестром все клише, снял с оперы многочисленные наслоения. Я впервые услышал музыку Глинки по-новому. Такой новый взгляд на известную музыку, сыгранную убедительно, – главная положительная сторона новой постановки «Руслана и Людмилы».
Глинка по-Большому. Черняковский «Руслан» как зеркало русской реакции
Возникает вопрос – стоило ли выпускать на DVD запись спектакля, разгромленного критикой и не вошедшего в репертуар.
С моей точки зрения, очень даже стоило, потому что эта постановка стала в своём роде этапной в истории Большого театра России. Она послужила историческим документом воли театра к эксперименту, свидетельством того, что коллектив живёт полноценной творческой жизнью.
Владимир Ойвин