Беседа с дирижером Владимиром Понькиным.
– Маэстро, какими судьбами оказались в Литве? Почему выбор пал именно на нашу страну, на Клайпеду?
– В Литву меня счастливо привело сердце. В буквальном смысле. Дело в том, что у меня оно стало пошаливать, и в 2013 году пришлось в Москве сделать операцию. Но кардиологи предупредили, что в скором времени мне потребуется более кардинальное вмешательство и посоветовали обратиться к литовским врачам.
У вас не только замечательные профессионалы, но и, самое главное, отлично налажен процесс послеоперационного выхаживания. И так совпало, что в момент моих раздумий и поисков в Литве кардиологической помощи ко мне обратился Корнелиюс Пукинскис, художественный руководитель и дирижер Детского хора и камерного оркестра «Salve musica» из Шилале.
Он попросился в мои мастер-классы, так как посмотрел опубликованные в Интернете мои уроки. Он и рассказал мне о том, что в музыкальном театре Клайпеды есть вакансия главного дирижера.
Корнелиюс помог с контактами, и в январе 2016 года я встретился с руководителем театра Йонасом Сакалаускасом. Мы быстро нашли общий язык, так как у меня большой опыт работы в музыкальных театрах. Министерство культуры Литвы одобрило наш контракт. Так состоялся мой переезд. Я получил удостоверение ВНЖ на три года, что дает мне право продолжать проводить мастер–классы в Европе.
В итоге, в ноябре 2016 года мне успешно сделали операцию в Клайпедской больнице моряков, за что благодарен чудесному хирургу – кардиологу Гедиминасу Кундротасу, восстановили… И я постепенно приступил к работе.
Правда, врачи мне говорили жить без эмоциональных или физических нагрузок до мая 2017, но я потихоньку начал «партизанить», настолько соскучился по работе.
Мы с симфоническим оркестром театра подготовили и 8 апреля выступили с программой произведений Чайковского. Чувствовал после концерта прекрасно и еще раз добрыми словами вспоминал и доктора Гедиминаса, и весь персонал больницы моряков.
– Переехать с семьей весьма кардинальное и смелое решение…
– Да, нас с женой пугали, мол, литовцы не любят русских, их притесняют, словом, стращали даже, что поблизости Клайпеды базы НАТО расположены и так далее. Но когда мы приехали и открытыми глазами осмотрелись, то поняли, насколько были неправы наши «доброжелатели».
Клайпеда – прекрасный город-порт. По сути, это означает, что в нем сильный, скажу старым словом – интернациональный дух. А еще нам понравилось, что в городе хорошая экология, спокойствие, комфортная для работы среда. Со многими здесь можно общаться на русском, на английском. И мы не ощутили на себе ни малейшего притеснения или дискриминации.
Еще больше нас удивила Паланга. Пожить временно в чудесном курорте, пока не найдется подходящая квартира в Клайпеде, нам предложил директор театра. И это оказалось дополнительным бонусом: жить в Паланге – счастье.
Первое время возможность по прекрасной дороге за полчаса оказаться на рабочем месте, я воспринимал как фантастику. Особенно, если вспомнить московские масштабы и вечные пробки.
– Что было после переезда самым трудным или неожиданным?
– Литва – страна интересная. Люди здесь не спешат набиваться в друзья, они держат дистанцию, присматриваются. Я не могу сказать, что воспринимал подобное корректное отношение к себе как трудность, так как вскоре понял, что барьеры будут исчезать настолько быстро, насколько смогу завоевать доверие окружающих.
Это, право, нелегко, потому что я человек для них новый, росший в другой среде. Но я чувствую доброжелательную заинтересованность окружающих меня людей. И есть универсальный ключ к решению многих проблем – это музыка.
– Да, сама музыка не требует перевода, в отличие от репетиций с оркестром. Как вы решаете языковую проблему?
– Большинство молодых музыкантов оркестра лучше знают английский язык, но понимают они и русский. Так что, репетиции я проводил на двух языках. А через пару месяцев был приятно удивлен, что те, кто не владел русским, по собственной инициативе стали его изучать.
– Довольны ли вы музыкантами? Их качеством подготовки, дисциплиной?
– Отмечу, что музыканты старательны и трудолюбивы, но ведь нет предела совершенству, поэтому проблемы качества оркестрового музицирования, безусловно, присутствует. С другой стороны, я понимаю и проблемы оркестрантов. Главная из них – репертуар, который они исполняли. Они же играют и в спектаклях оперетт, и в опере, симфонические концерты же за сезон редко случаются.
А для того, чтобы расти – нужны сложные задачи, вызовы, для преодоления которых требуются серьезный и очень кропотливый труд. Как вовремя репетиций, так и самостоятельный, «домашний».
– Хватает ли инструментов в оркестре? Ведь ваш литовский дебют был очень рискованным. Начинать с Вагнера это был вызов оркестру…
– Любой оркестр можно сделать совершенным как английский газон, если ухаживать за ним лет триста. Столько времени у нас, увы, нет…
Репертуар вагнеровского концерта я подбирал, с учетом возможностей оркестра. Только лишь в «Смерти Изольды» из оперы «Тристан и Изольда» нужен был бас-кларнет, а в увертюре «Летучий голландец» – английский рожок. Мы приглашали на эти партии сторонних музыкантов. А в остальном инструментов для Вагнера было достаточно.
На репетициях я видел, как меняются музыканты, как, например, воспрянули контрабасисты, как все оркестранты стали постепенно чувствовать себя сильнее, профессиональнее. Музыку Вагнера они играли впервые в жизни, и этот опыт был им необходим.
На мой взгляд, Моцарта или Чайковского, программу которого мы готовили следом, играть куда как сложнее. Нужна особая сыгранность и чувственность музыкантов, чтобы сыграть, например, 5-ю симфонию Чайковского.
Мы начинали репетиции с азов. Профессионалы поймут, что значит не только для музыкантов-струнников, но для духовиков, менять или осваивать новые штрихи, вместо привычных.
Но, как я уже говорил, музыканты оркестра трудолюбивые и быстро стало заметно качественное продвижение вперед. Значит, дома занимались, готовились к репетициям. Постепенно сам репетиционный процесс становился не преодолением технических трудностей, а уже осмыслением самой музыки.
По-другому стали восприниматься мои слова, по-другому откликаться на замечания. Общая штриховая политика показала, как всем можно стать дисциплинированнее и, одновременно, свободнее в совместной работе, не забывая об ансамблевой точности.
Я благодарен за поддержку и солидарность концертмейстеру оркестра Аудроне Юрконите. Когда на мою сторону встала первая скрипка, это стало дополнительным аргументом в пользу перемен.
– Парадокс подчинения и свободы в оркестре пытались разгадать и музыкальные историки, пишущие о дирижерах, и фильм Феллини «Репетиция оркестра» можно вспомнить. Чаще звучит утверждение, что в оркестре демократия, свобода и толерантность невозможны, потому что каждый дирижер – диктатор. Феллини это показал в весьма шаржированной форме…
– На мой взгляд, всё гораздо сложнее. И профессию дирижера невозможно втиснуть в какие-то рамки. Я придерживаюсь философии своего учителя, маэстро Рождественского. Геннадий Николаевич говорил:
«Оркестр – это не набор клавиш, оркестр – это созвучие зрелых музыкантов, имеющих свое представление о мире, вкус. Моя задача организовать их и увлечь».
Музыканты, как дети, им противопоказано сюсюканье, они ждут серьезного отношения к себе. И тогда моментально включается активность мышления.
Могу привести в пример работу британского музыкального образования. Там отбор солистов или оркестрантов происходит уже в детском возрасте. И после такой селекции начинается кропотливая работа. Оркестровый музыкант – профессия отдельная, требующая самодисциплины, высокого профессионализма и умения ощущать себя командным игроком.
Потому британские оркестры славятся совершенным качеством звучания. Они состоят из свободных творческих личностей, осознанно принявших обязательство совместной работы.
– И никаких шансов для проявления свободы?
– На вопрос о дисциплине и демократии в оркестре, о свободе выбора и прочих фундаментальных свобод, я отвечаю словами мыслителя Спинозы: «свобода вовсе не анархия, а осознанная необходимость». Определение 17 века актуально звучит и в веке нынешнем. И потому симфонический оркестр можно считать публичным примером сообщества свободных людей, способных добровольно выбирать самоограничение ради цели.
– И все-таки, вы диктатор или либерал?
– Я не думаю о себе как о диктаторе или либерале. Мне очень важно, чтобы каждая репетиция была творческой, а каждый концерт для слушателей был открытием нечто такого, о чем они и не думали.
– Чьи дирижерские интерпретации Вам наиболее близки?
– Бруно Вальтера, Отто Клемперера, некоторые записи фон Караяна, Рафаэля Кубелика, Мариса Янсонса, конечно, моего учителя – Геннадия Рождественского.
– Расширение репертуара потребует наличие тех или иных инструментов. Наверно, вы уже столкнулись с этой проблемой? Позволит ли бюджет оркестра расширять состав или будете на разовые концерты приглашать отдельных музыкантов?
– Полный состав оркестр – это палитра звучания, в которой каждый инструмент, струнный или духовой, несет свою нагрузку и свой смысл. В оркестре палитра пока неполная, но я понимаю, что хватать за фалды директора театра невозможно. Надо исходить из того состава, который уже есть. В отдельных случаев будем приглашать необходимых инструменталистов.
«Варяги», т.е., приглашенные музыканты, часто служат образцом профессионализма, оркестрантам полезно такое общение, но я все-таки убежден, что музыкантов необходимо растить своих.
Если хотим получить слаженный, чувствующий друг друга многоголосый инструмент под названием симфонический оркестр (симфония в пер. с греч. означает созвучие, стройное звучание – прим. ред.). Как только бюджет оркестра позволит, мы будем его расширять. И поднимемся еще на пару ступенек выше.
– Какова будет ваша репертуарная политика театра в условиях ремонтных работ?
– Клайпедский Государственный музыкальный театр находится в предремонтной ситуации, которая будет только осложняться. Надо мудро перетерпеть, с надеждой на лучшее будущее.
Директор театра Йонас Сакалаускас – молодой, творческий человек, обладающий и управленческой практикой. Он, мне кажется, хороший стратег и видит будущее театра. Йонас понимает, что нужно делать, чтобы оно было успешным. Мне нравится, что у нашего директора в самом положительном смысле тщеславные планы.
Прежде всего, наш театр должен быть узнаваемым и уважаемым в Литве. И постановки опер 2016 года «Богема» Пуччини, «Иоланта» Чайковского, считаю, приближают нас к этой цели.
Надеюсь, что все сложится правильно, и мы порадуем меломанов страны постановкой оперы Чайковского «Пиковая дама». Это будет очередной вызов нашего театра себе, прежде всего. Знаю, что скептики тут же напомнят о том, что в театре не хватает солистов, но это уже технические вопросы, а они решаемые.
– Какой будет концертная афиша оркестра вне театра? Кстати, для оркестрантов с вашим появлением увеличилась нагрузка. Они согласны с этим?
– Музыканты поняли, что в их новой жизни есть перспективы и будет много интересного. Мы не намерены ограничиваться только Клайпедой. Хотим выступать по всей Литве.
Музыканты, чувствующие свою востребованность, играют иначе. Ведь происходит счастливый обмен энергией и чувствами с публикой. А мне очень важно, чтобы мои оркестранты, исполняя великую музыку, были счастливыми.
Знаю, что 16 февраля 2018 года в Литве будет отмечаться 100 юбилей возрождения государственности страны. И я уже думаю о программе литовских композиторов к этому юбилею. Как и великий Чюрлёнис, так и современные ваши композиторы, пока для меня тайна. А я люблю решать сложные музыкальные загадки.
Есть одно произведение, которое мне очень нравится. Композитор написал для оркестра не только инструментальную часть, но и голосовую. Представляете, как это красиво звучит, когда оркестранты поют. Думаю, что для публики это станет дополнительной радостью.
И далеко не уходя с темы, скажу, что восхищаюсь Каунасским мужским хором «Перкунас» и его художественным руководителем и дирижером Ромалдасом Мисюкявичюсом. Хор я впервые услышал в Москве еще в 80-ые годы. Это было незабываемое потрясение. Надеюсь, что мы придумаем что-то совместное с «Перкунасом» и нашим оркестром.
Понимаете, я должен вести оркестр по той репертуарной лестнице вверх, которая его укрепляло бы и развивало. Поэтому 15 августа в Клайпеде мы сыграем другую вагнеровскую программу, а солировать будет знаменитая во всём мире Виолетта Урмана. Я необычайно счастлив сотрудничеству с дивой мировой оперной сцены.
Дальше мы сыграем произведения Сибелиуса – концерт для скрипки и 2-ую симфонию. Затем, хотелось бы исполнить 9-ю симфонию Дворжака и симфоническую сюиту Римского-Корсакова «Шахерезада», 1-й концерт для фортепиано Рахманинова (в первой редакции).
– Уже известны солисты?
– Есть прекрасные музыканты – солисты, востребованные в мире. Но если они мало известны в Литве, то мои возможности ограничены, так что политика приглашения солистов корректирует мои запросы.
Безусловно, я понимаю, что дирекция стремится не только развивать оркестр, но учитывает интересы и местной публики. С ней ведь тоже надо работать, чтобы она охотно заполняла зал.
– Может быть, Сергея Прокофьева, Камиля Сен–Санса, Бенджамена Бриттена позвать в помощь? Многие будущие слушатели с их путеводителей по симфоническим оркестрам начинают узнавать классическую музыку…
– Хорошая мысль. И актеров местного драматического театра можно привлечь для совместных выступлений. Но не только вами перечисленные композиторы писали для обучения зрителей. В мире есть огромное количество произведений, которые еще сильнее, увлекательнее могут приобщать, воспитывать юных слушателей.
В своей жизни я провел много развивающих концертов для детей. Например, очень гармонично сочетаются увертюры Россини и сказка Карла Коллоди «Приключения Пиноккио», а «Малыш и Карлсон» Астриды Линдгрен с музыкой Эдисона Денисова. «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери артист читал под произведения Мориса Равеля, Клода Дебюсси, Камиля Сен-Санса. Фрагменты из произведений Уильяма Берда, Антонина Дворжака и Джорджа Гершвина сопровождали чтение «Кентервильское привидение» Оскара Уайльда. Такие программы интересны не только детям, но и родителям.
Думаю, интересно было бы в будущем и в Клайпеде использовать свой подобный опыт работы с московскими оркестрами, с симфоническим оркестром Краснодара. Там, кстати, мы играли даже для самых маленьких деток, буквально детсадовского возраста. Я их даже приглашал за дирижерский пульт (смеется).
И знаете, это принесло прекрасные плоды. Детки подрастали, зная о классической музыке. А теперь они ходят уже на взрослые концерты и в Краснодаре теперь всегда аншлаг.
– Остается только пожелать услышать такие программы, увидеть аншлаги и в Клайпеде. Даете ли вы оркестрантам «домашние задания» во время вашего отсутствия?
– Да, зная будущую программу, они занимаются самостоятельно. Репетиционный процесс для меня не только работа с музыкальным текстом. Я стараюсь делиться с музыкантами и своими знаниями о композиторе, об окружении и стране, в которой он на тот момент жил и творил. И мне всегда радостно, когда понимаю, что в эти «домашние занятия», как вы говорите, входят и чтение книг, прослушивание музыки.
Всегда чувствуется степень готовности музыканта развиваться как личности. Исполняемая музыка становится глубже, богаче. И мне нравится, что оркестранты согласны заниматься и такой «домашней работой».
– Кроме руководства оркестром, вы ведете большую педагогическую деятельность. Что Вы ожидаете или требуете от своих студентов?
– Во-первых, знания, во-вторых, умения. И знания должны быть обширными, ведь студент или стажер способен задать такой вопрос, от которого и голова кругом может пойти. Надо быть готовым ответить, порой, изобретательно. Помогает в подобных ситуациях и чувство юмора.
Что же касается таланта или способности к обучению, это особая статья, потому что своей профессии дирижер обязан учиться всю жизнь.
– Насколько должен быть подготовлен стажер?
– Уметь дирижировать крайне желательно, хотя бы минимально. Но если есть только желание, я могу начинать занятия и с нуля. Для этого потребуется больше времени и солидное усердие.
В моих мастер классах занимаются студенты разного уровня готовности к профессии дирижера, но все они были музыкально образованные.
– Каждый ли музыкант может освоить дирижерскую профессию?
– Освоить – да, но применить… Можно стать ярким концертирующим дирижером. А можно ограничиться очень для жизни оркестра нужной профессией – ассистентом действующего дирижера, выполняющим с музыкантами черновую подготовку до основных репетиций.
– Как можно к Вам попасть учиться?
– Можно поступить в Московскую консерваторию или записаться на мои международные мастер-классы. На моем персональном сайте всегда можно узнать график мастер-классов.
Надеюсь, что осенью добавится еще один – в Литве, в Паланге. И не только добавится, но и станет регулярным.
– Словом, живя в Паланге, вы не скучаете по большой Москве…
– Слетать, благодаря местному аэропорту, для занятий в дирижерском классе московской консерватории, нет никаких проблем. Как и отправиться в любую точку мира.
Думаю, Паланга, вне курортного сезона, может действительно стать хорошей европейской базой для дирижерских мастер-классов.
– Собираетесь ли получать гражданство? Для этого ведь надо сдать экзамен литовского язык, трудного, как говорят изучающие…
– Мы с женой потихоньку осваиваем язык, а помогает нам сын. Ему три года, он «работает» в детском саду. Интересно, что с ним детки тоже пытаются что-то лепетать по-русски.
И, кажется, я нахожу поддержку местных жителей. Чувствую, что ко мне уже присмотрелись (смеется).