В четверг оркестр Берлинской филармонии под управлением сэра Саймона Рэттла дал единственный концерт в Москве. В программе – Стравинский, Бетховен и Брух.
Berliner Philharmoniker многие называют “симфоническим оркестром номер один”, а российского музыканта Вадима Репина, который будет играть с берлинскими музыкантами скрипичный концерт Бруха – первым скрипачом мира.
Константин Эггерт побывал на открытой для публики репетиции оркестра в Московской консерватории и в перерыве побеседовал с Вадимом Репиным.
– Что значит для вас играть с оркестром Берлинской филармонии? Есть в этом что-то особое?
– Конечно! Потому что артисты фантастические – феноменальные солисты, у каждого члена оркестра свое лицо, и при этом у них совершенно фантастический талант музицировать вместе. Это какой-то невероятный организм. Очень интересно.
– Сэр Саймон Рэттл, отпечаток его творческой личности – для вас это дополнительный плюс в игре с этим оркестром? Как, по-вашему, он влияет на Берлинский филармонический оркестр?
– Безусловно, он один из неповторимых музыкантов. У него фантастические идеи. Я недавно, пока мы репетировали в Берлине, ходил на концерт, они исполняли Девятую симфонию Бетховена. Ну, просто до слез: настолько это был интересно, разнообразно, и, я бы даже так сказал – понятно!
Я после концерта сказал: я знал прекрасный, замечательный фильм, смотрел его много раз, а после концерта возникло впечатление, что познакомился с книгой, с оригиналом. Вместе с ним исполнять музыку – это замечательно.
– Программа концерта в Москве – это и Стравинский, и Брух, и Бетховен. Скажите – музыка XX века, которой вы так много посвятили времени в последние годы, в России уже стала мейнстримом, или все же по-прежнему меньшие аудитории собирает?
– Я не присутствую на всех концертах, поэтому не могу судить. Но я в свое время представлял в Москве современные произведения, и, по-моему, очень интересно было всем.
– Как сегодня развивается академическая музыка в мире, на Западе и в России? На протяжении многих лет постоянно говорят о падении интереса, о том, что интернет меняет отношение к классике. Одни считают – в лучшую сторону, другие – в худшую. Так в каком направлении эволюционирует интерес публики?
– Интерес публики всегда направлен на что-то необычное, иногда из ряда вон выходящее. У каждого времени свои герои. Теперь, когда идет процесс глобализации, трудно ответить на вопрос, чем отличается музыкальная жизнь в России, Западной Европе или Америке. В Москве появляются практически все лучшие коллективы мира. Точно так же московские, российские коллективы постоянно присутствуют и играют на лучших мировых сценах. Это такой процесс кипящий, и дай Бог, чтобы он так и кипел.
Единственная разница в том, что в Америке симфонические оркестры живут в основном на частные пожертвования. Там только и слышно: фандрейзинг, фандрейзинг. Дирижер, который становится директором того или иного оркестра, должен иметь талант и в этом деле.
В Европе львиная доля финансирования идет от правительства. В России, мне кажется, тоже очень сильно развито, что дают деньги на существование оркестров. Даже новые оркестры появляются. А новый оркестр нелегко собрать. По-моему, это здорово. Все прекрасно.
– Вы считаете, для России типичным будет путь, при котором государство финансирует академическую, классическую музыку?
– Мне кажется, да. Приватные инвестиции, вернее даже не инвестиции, а спонсорство, пока направлены только на отдельные проекты. Как будет дальше, я не знаю. Думаю, какой-то баланс появится.
– Вы упомянули героев публики, людей из ряда вон выходящих. Кто, по-вашему, это сегодня?
– Я никого не хочу обидеть. Очень много интересных артистов, сотни и сотни. Чем больше, тем интереснее жизнь.
– Вы и Максим Венгеров – представители новосибирской школы. В каком состоянии, по-вашему, находится музыкальное образование в России, на состояние которого многие жаловались пять-десять лет назад?
– Этого я не знаю, к сожалению. Я школьное и консерваторское образование давно уже закончил. Но постоянно появляются новые имена, новые артисты. В чем Россия всегда была сильна – отношение к музыке было на сто процентов. То есть, если в семье растет талантливый музыкант – не возникает вопросов, какой бы запасной вариант найти. Все ставится на карту.
– Некоторое время назад я прочитал интервью российского пианиста Николая Петрова. Он сказал, что в современных условиях в России невозможно набирать по 20-30 человек в год в музыкальный класс, потому что это будет обрекать 28 на нищенское существование, и может быть, только двое чего-то добьются и будут в состоянии элементарно зарабатывать на жизнь. Вас это не шокирует?
– Это всегда так было. Всегда есть несколько ярких, выдающихся личностей, которые более успешны, и много музыкантов, которые в силу разных причин, иногда не относящихся к музыке и искусству, не сумели построить карьеру. Волков бояться – в лес не ходить.
– Ваш последний диск – это “Крейцерова соната”, вы играете с Мартой Аргерих, если не ошибаюсь. Что дальше? Вы хотите снова вернуться к музыке XX века? Что вы хотите в ближайшие год-два сыграть и сделать?
– Сейчас у меня есть главный проект. Замечательный композитор МакМиллан собирается писать для меня скрипичный концерт. Не могу дождаться получить партитуру.
– Это будет именно для вас написанный концерт?
– Лондонский симфонический оркестр и Валерий Гергиев – инициаторы этого проекта. Надеюсь, у нас будет еще много партнеров.
– Когда ожидается премьера?
– В середине 2010 года.
– Когда Вы следующий раз приедете в Россию?
– Следующий раз буду в Москве с Николаем Луганским. У нас сольное турне по миру. Мы будет исполнять программу в Венском музыкальном обществе, в Брюсселе, в Лондоне, во многих городах. В Нью-Йорке, в Вашингтоне, даже в Японию заедем. Москва – один из важнейших центров этого тура. 5 или 6 ноября этого года в Большом зале консерватории мы играем сольную программу, сонатный вечер.
Константин Эггерт, “Би-Би-Си”