В Москве состоялась мировая премьера оперы Сергея Слонимского «Король Лир» в полуконцертном исполнении. Накануне премьеры наш корреспондент Владимир Ойвин беседовал с композитором.
– Когда возникла идея написать эту оперу и почему именно «Король Лир»?
– Почему именно её – мне трудно сказать. Написана она в самом начале этого века: в январе 2001 г. я её закончил. Писал сразу в партитуре. Клавир по просьбе издательства мне сделал один очень хороший молодой музыкант. Так что оригинал – это сама партитура. Там всё по одному инструменту – вот сразу и партитура.
Я очень люблю переводы Пастернака. Когда я перечитал «Короля Лира» в его переводе, он произвёл на меня сильное впечатление. А у меня при сильном впечатлении даже без моего ведома возникают музыкальные мысли.
– В переводах Пастернака стиль переводчика настолько оригинален и силён, что порой загораживает стиль автора. Например, перевод «Фауста» Гёте у Холодковского мне кажется по духу ближе к оригиналу, чем пастернаковский.
– Я знаю другие переводы Шекспира, читал несколько переводов «Гамлета». Да, когда переводит крупный поэт, то он что-то добавляет своё. Но ведь когда к классике обращается композитор, он тоже невольно добавляет что-то своё.
– Стимулом послужил именно перевод?
– Прежде всего трагедия Шекспира.
– Вы долго работали над партитурой?
– Вы знаете, нет. Это получилось как бы залпом. Дело в том, что за два года до этого Мстислав Ростропович поставил в Самаре как дирижёр мою оперу «Видения Иоанна Грозного» – и я видел, как он в течение месяца круглосуточно работает с певцами и с оркестром. Это произвело на меня очень сильное впечатление.
Кроме того, я вошёл во вкус оперной партитуры, и у меня невольно появился аппетит что-то сделать в этом направлении, но совсем другое. Во всяком случае, работа Ростроповича повлияла на ту лёгкость, как бы сказать, с точки зрения темпа работы, с которой я взялся залпом писать эту оперу.
– Вы вообще легко пишете или процесс идёт сложно?
– Когда в голову приходит мелодическая или какая-то иная музыкальная мысль, то дальше она сама заставляет работать. И тут уже мало спишь, ложишься поздно, встаёшь рано, чтобы ухватить процесс творчества в импровизации.
Это существенно: известна же замечательная новелла Стефана Цвейга «Смятение чувств», где профессор, изумительно импровизирующий, терял эту лаву импровизации, когда писал на бумаге, – там выходило нечто более сухое. Не утратить этот жар вдохновения можно только если круглосуточно работать и сразу же записывать.
– Sturm und drang…
– Когда мысли приходят, их надо сразу записать. У меня не настолько хорошая память, чтобы я их запомнил.
– А в молодости вы так же быстро работали?
– Нет, в молодости работал медленнее. У меня позднее развитие. Я отставал всегда – и в детстве, и в юности. Прежде всего, я ещё не сложился до двадцати пяти лет как личность.
Мне кажется, что у композитора, как и у писателя, должен, прежде всего, сформироваться характер. Какие-то стойкие жизненные этические убеждения. Только тогда может сформироваться индивидуальность композитора. А если человек – жидкое тело, пристраивается то к одному, то к другому авторитетному деятелю или направлению, то индивидуальности не сложится.
Поэтому в юности я работал медленно, хотя когда приходила мелодическая мысль, записывал её довольно быстро. До двадцати пяти лет я даже не был уверен, что стану композитором.
– Двадцать пять лет не такой уж большой возраст.
– Может быть; но и не такой уж юный. Я абсолютно не вундеркинд. Оркестровые сочинения я начал писать только после двадцати лет.
– Но успели написать довольно много – тридцать три симфонии.
– Симфонии я пишу на едином дыхании (но и по-разному бывает).
– Вы говорили, что после 33-й больше не собираетесь писать симфоний. Выдерживаете этот зарок? Или всё же тянет?
– Не то что бы я дал обещание – у меня вообще нет никаких планов. Я не знаю, буду ли ещё писать симфонии. Пока не пришла в голову музыкальная мысль, ничего заранее не знаю. Когда и как она придёт – никто не знает.
– Вы довольно давно сотрудничаете с династией Юровских…
– Это совершенно замечательная, высокоталантливая семья крупнейших музыкантов. Мы волей Всевышнего познакомились в Рузе, прекрасном Доме творчества композиторов. Случайно сидел в столовой спина к спине с Михаилом Владимировичем Юровским. Таким образом и познакомились.
Он, между прочим, спросил: «У тебя есть камерная опера?» Я, ни о чём не задумываясь, сказал: «Есть. Мастер и Маргарита по Булгакову. Она уже шестнадцать лет лежит под запретом». «А я её сыграю».
Она ещё не была издана. Я каким-то образом переслал ему копию партитуры, и он осуществил её блистательнейшее исполнение в 1989 году в двух залах Москвы: в Большом зале консерватории, и на следующий день в Зале им. Чайковского. Причём участвовали группа хора Большого театра, которая великолепно пела. Очень талантливая Татьяна Моногарова, тогда ещё совсем молодая, исполнила Маргариту. Она дебютировала в этой партии.
– А кто пел Мастера?
– Я сейчас не помню. Но некоторых помню: Почапского, Рославца. Они участвовали тогда ещё в маленьких ролях. А сейчас участвуют в исполнении «Короля Лира». Тогда ещё не было таких проблем с финансами, как сейчас. Михаил Владимирович договорился с Ленинградской филармонией – и всю труппу с оркестром привёз в Ленинград в Большой зал филармонии. Затем он поставил оперу в театре «Форум».
Но самое главное, Михаил Владимирович поставил её в 2000 году в театре в Ростоке. И привёз его на международную выставку «Экспо 2000» на немецком языке. Она была исполнена в немецком павильоне выставки. Это было грандиозное исполнение.
Мой друг София Асгатовна Губайдулина по моей просьбе приехала на спектакль. Так же как в Москве в 1989 году, на её исполнении присутствовали Шнитке и Денисов, который тут же вцепился в Михаила Владимировича, и он позже исполнил его одноактную оперу у себя в «Форуме».
Пятнадцатилетний Володя Юровский участвовал в постановке в Москве в группе членов правления «Массолит» с речевыми репликами вместе со своими товарищами по Мерзляковскому училищу. С тех пор он приобщился к моей музыке. И по своей инициативе к моему 80-летию в 2012 году он исполнил первую часть «Мастера и Маргариты» у нас в Михайловском театре. Исполнил великолепно! С Сергеем Лейферкусом в заглавной роли. И та же Моногарова в другой заглавной роли. Это было изумительное исполнение.
Я тогда подарил Владимиру изданный к тому времени клавир «Короля Лира», который написан в 2000 году. А исполняется в 2016-м! Таким образом, некоторые мои оперы ждут постановки шестнадцать лет после их написания. Судьба выдерживает мои оперы как старое вино. Владимир не торопился, но вот сейчас к 400-летию смерти Шекспира, о котором я ему напомнил (но он и сам помнил)…
Он великолепный знаток смежных искусств – это видно по его лекциям о Гамлете, о «Новом Вавилоне», о фэксах, о кино. Первые два концерта были посвящены нашим классикам Шостаковичу и Прокофьеву. Он осмелился в Москве дать третьим последним концертом своего фестиваля премьеру dramma per musica, т. е. разновидность оперы петербургского композитора, что конечно было рискованно, потому что сейчас многие коллеги, особенно из числа минималистов, далеко не столь широки и доброжелательны, как в моё время были тот же Шнитке, Губайдулина, Люциан Пригожин в Петербурге, Андрей Яковлевич Эшпай – мои ближайшие друзья, Роман Семёнович Леденёв, – которые радовались, когда их коллегу исполняли.
Сейчас тоже есть такие люди. Я назову Александра Кузьмича Вустина, который является сейчас композитором-резидентом Госоркестра. Я этому очень рад.
– А что вы можете сказать об оркестре?
На репетициях я поразился той совершенно фантастической форме, в которой находится Госоркестр. Со времён Светланова Госоркестр никогда ещё не был в такой совершенно изумительной творческой форме. В первую очередь я это услышал на концертах. Причём к этому добавилась необыкновенная гибкость в освоении современной музыки и владение всеми необходимыми новыми средствами звукоизвлечения, техники микрополифонии, которые появились со времён Рахманинова и даже Прокофьева.
Настолько хорош был ансамбль солистов, что мне жалко, что в буклете не указаны фамилии исполнителей-оркестрантов. Я не знаю фамилии Элины – виолончелистки (Фасхитдинова – В.О.), потрясающих фаготистов (А. Пуленков и Г. Матвеенко; см. ниже список солистов оркестра – В.О.).
Понимаете, особенность партитуры моей оперы в том, что она монодийная (одноголосного склада – В.О.). Там преобладает двойная мелодия – вокальная, которая идёт сплошь как монодия в известной мере. Хотя она никак не стилизована, но в этом монодическом жанре она наследует Монтеверди.
А с другой стороны – монодийные инструментальные соло, которые сопровождают каждую арию или сцену, Это не аккордовый аккомпанемент. Это фактически двух-трёхголосие, как правило, где солисты оркестра играют развёрнутые инструментальные партии, которые тоже являются монодией. Иногда они раскрывают подтекст того, что поётся, иногда вступают в противоречие, раскрывают истинный смысл слов, которые говорятся под знаком притворства и лести.
Известно, что в «Короле Лире» они занимают большое место. А иногда являются душой данного персонажа, как бы его скрытым двойником. Поэтому тут совершено равноценны инструментальные и вокальные партии.
– Есть ли в этой опере что-нибудь уникальное, новаторское, чего раньше не было?
— Я бы хотел отметить, что в моей многолетней практике ещё ни разу не было такого феноменального случая, чтобы исполнитель заглавной роли певец Максим Михайлов (внук Максима Дормидонтовича Михайлова), приехал из другого города в Петербург, чтобы показать свою работу композитору, порепетировать и позаниматься со мной, получить мои советы. Такое впервые в моей практике – я сразу это оценил. У него прекрасный голос, великолепное интеллектуальное понимание роли, И актёрски он прекрасен.
Потом Владимир Юровский вместе с режиссёром Михаилом Кисляровым придумали ему парадоксальную роль.
У меня в этой опере есть такой приём, который я не встречал ни в одной опере. Наряду с самой пьесой Шекспира, в её абсолютно подлинном (с некоторыми неизбежными купюрами) тексте, идёт другая линия – зрителей театра «Глобус». Они вслух обсуждают происходящее на сцене и комментируют: «Вот дурак! А к чему это он отдал!». Или «А Гонерилья красивее, чем Корделия» или дамы говорят Эдмонду «Ну он орёл! Он же такой красавец!» или наоборот: «Что это за нелепая пьеса! Что здесь происходит?»
Особенно разошёлся зритель, похожий на Льва Толстого. Он почём зря ругает и Шекспира, и эту пьесу цитатами из статьи Толстого о Шекспире и о драме. Эту роль антагониста автора пьесы они решили поручить тоже Михайлову. И он справляется с этим! Он не только успевает перейти в ложу и принять другой облик, но он справляется с этими двумя противоположными образами.
Первоначально мы думали пригласить Петренко или другого актёра. Но они требуют миллионных гонораров. Поэтому решили пригласить драматического актёра или группу студентов театрального вуза, чтобы они играли зрителей театра «Глобус». Но у Московской филармонии и таких денег не было. Блестяще вышел из положения Михаил Кисляров, который роли этих комментаторов передал… оркестрантам. Они очень бойко и хорошо это делают. Кстати, он держал эту идею в тайне от меня, и я это услышал только на репетициях.
– Ну, там же петь не надо…
– Но и играть не их обязанность. Причём там есть такая кульминация этого обсуждения. Какая-то дама встаёт: «Ой, я сейчас уйду – не хочу смотреть печальный конец!» А другой отвечает: «А зачем ты шла на трагедию? Шла бы в балаган». Третий говорит: «А что! Там повеселее! Да и музыка полегче!»
Единственная моя роль на репетициях – я восстанавливал некоторые реплики там, где их купировали на предварительных репетициях.
Очень активное участие принимает и сам Владимир Юровский. Он включается в импровизационный процесс. Я должен сказать о певцах, которых он предложил мне.
Небольшая роль короля Франции, мужа Корделии, исполняется совершенно чудесным лирическим тенором Сергеем Радченко. Потом прекрасно исполняет роль Эдгара – благородного сына Глостера – Андрей Бреус, очень хороший баритон и актёр. Прекрасно ему аккомпанирует артист Госоркестра на фаготе. Я настоял, чтобы первым делом вызвали на поклоны солистов оркестра.
Мне очень нравится Любовь Петрова, которая поёт партию Корделии. Она принимала участие в постановке «Гамлета» в совершенно противоположной роли – такой шлюхи Офелии в «Гамлете» Акимова. А тут она поёт лирико-трагедийную арию с арфой.
У персонажей есть лейт-тембры. Скажем, у Лира тромбон, когда он ещё король, у Корделии – арфа. Замечательная певица Надежда Гулицкая исполняет партию Реганы. Кажется, она из Театра песни Елены Камбуровой – великолепное колоратурное сопрано, отличная актриса.
Мне также очень нравится исполнительница партии Гонерильи Ксения Вязникова, но она на днях схватила ангину и, может, придётся её подзвучивать для записи.
Очень удачен в партии Шута Максим Пастер с характерным голосом. Великолепный тенор у исполнителя партии Эдмонда Евгения Либермана. Он в ансамбле с виолончелисткой Элиной. Корнуэла я хорошо знаю, Александра Рославца. Он мне пел с Юрием Ивановичем Симоновым Иоанна Грозного.
Вообще Юрий Иванович – мой благодетель. Он бывший мой ученик по Ленинградской консерватории – проходил курс современной музыки, гармонии и анализа. Он сохранил доброе отношение к моей музыке, часто её исполняет. Сейчас я посвятил его оркестру Диалог и фугу для симфонического оркестра. Он в прошлом сезоне исполнял увертюру к опере «Видения Иоанна Грозного» вместе с вокальным прологом, который очень хорошо пел Александр Рославец.
Юрий Симонов: «Если индивидуальность есть – её нельзя потерять!»
Очень хорош Глостер – бас Владимир Огнев, который говорит: «О, как мне нравится эта партия!».
Приятно, что они все работают с удовольствием и увлечением. Это касается и артистов оркестра. Это самое приятное.
– Надо быть Владимиром Юровским, чтобы суметь всех их зажечь!
– Да! На моих глазах он говорит оркестру: «Надо бы ещё полчаса поработать» Ни слова возражения! «Завтра репетиция будет не с 11 до часа, а с 10 до двух». Все только за. Это только у Владимира может быть.
Я знаю практически всех певцов, которые участвуют в этой премьере, и всех очень ценю. Очень высоко оцениваю также инструменталистов из оркестра. В музыкальном отношении то, что я уже услышал, мне очень полезно и приятно.
– А Юровский вносит какие-то коррективы?
– Вносит с режиссёром речевые реплики. (Тут я кое-где мягко восстанавливаю то, что мне кажется для публики острее. Тем более по первым двум дням я видел в зале много театральной и киношной публики и даже, может быть, публики телевизионной, которая рада каким-то незамысловатым шуткам. Незамысловатых шуток в «Короле Лире» нет, но есть кое-какие колкости; я слежу, чтобы они не ушли.)
Что касается музыкальной части, то он только обнаружил несколько опечаток и идеально откорректировал. Например: «Почему у вас есть флейта пикколо, а нет пикколо-кларнета?» «Моя промашка! Должен быть кларнет-пикколо!»
Ещё он предложил, чтобы большой колокол ударил на такт позже, чтобы он лучше прослушивался в конце. Всё, что он предлагает, – абсолютно по делу. Он мне напоминает молодого Геннадия Рождественского, которого я помню ещё в пятидесятые годы: как он открывал симфонии Прокофьева. Та же потрясающая универсальность, современность, понимание всего – и музыкального языка, и технологии современной музыки.
Но Юровский отличается ещё полным отсутствием актёрского наигрыша. У него всё идёт из глубины, от музыки. Всё очень эффектно, но всё идёт от сути. Поэтому это, конечно, драгоценная находка.
Алхимия музыки: артисты Госоркестра – о худруках, амбициях и перфекционизме
– А как филармония в Москве в сравнении с вашей питерской?
— Я должен сказать, что директор Московской филармонии Алексей Алексеевич Шалашов делает большое и доброе дело, поддерживая таких дирижёров, как Юровский, Симонов, сделав Юровского главным дирижёром Госоркестра.
Другой оркестр Московской филармонии, которым руководит Юрий Иванович Симонов, тоже находится в хорошей творческой форме. Я даже с некоторой завистью смотрю, что во главе Московской филармонии стоит музыкант, который не только администратор, но и художественный руководитель. Художественный руководитель, понятно, – Александр Владимирович Чайковский, мой коллега композитор, но и Алексей Алексеевич играет большую роль в художественном руководстве.
Я-то привык, что в нашей филармонии разделены: художественное руководство – и администрация, которая занимается только финансами, только тем, что продаёт залы под эстрадные концерты.
Я петербуржец в третьем или четвёртом поколении, но вынужден признаться, что с конца пятидесятых – начала шестидесятых годов я оживаю только когда приезжаю в Москву. Все мои основные контакты с артистами и театрами происходят здесь. Я здесь пять дней, и все дни наполнены творческим общением. Здесь жизнь кипит гораздо интенсивнее.
– Над чем вы сейчас работаете?
– Я сейчас ни над чем не работаю. Я только что закончил два цикла романсов. Один на стихи Ибсена, другой на стихи Блока. Пока я буду здоров, буду продолжать писать. Если какое-то стихотворение производит на меня сильное впечатление, то у меня сразу появляются музыкальные мысли.
Солисты Госоркестра им. Е. Ф. Светланова, принимавшие участие в мировой премьере оперы Сергея Слонимского «Король Лир» 6 июня 2016 года в Концертном зале им. П. И. Чайковского
Гуляницкий Алексей (скрипка)
Кухаренко Василий (альт)
Фасхитдинова Элина (виолончель)
Паничкин Илья (контрабас)
Юшина Евгения (флейта)
Повицкий Лев (флейта)
Колупаев Дмитрий (гобой)
Большаков Сергей (кларнет)
Инкижинов Николай (кларнет)
Пуленков Александр (фагот)
Матвеенко Геннадий (фагот)
Смаль Андрей (валторна)
Сакович Алексей (валторна)
Плескач Георгий (труба)
Куприянов Константин (тромбон)
Мусин Фиргат (туба)
Багиров Александр (ударные)
Ермаков Николай (ударные)
Терехов Владимир (ударные)
Путков Михаил (ударные)
Шалимов Дмитрий (ударные)
Алмазова Вера (фортепиано)
Куприянова Нина (арфа)
Приглашённые:
Власова Мария (аккордеон)
Петрова Анна (орган)
Беседовал Владимир Ойвин