Всероссийскую премию «Резонанс» для молодых музыкальных критиков в третий раз присудили в Перми на Дягилевском фестивале.
О том, чем примечателен этот год, как проходил отбор кандидатов и почему именно эти люди проснулись знаменитыми, мы поговорили с председателем жюри, музыкальным критиком, композитором и куратором Петром Поспеловым.
— В прошлом году отмечался низкий уровень текстов: премия I степени не была присуждена, лучшее СМИ не выбрано. В этом же году пришлось придумывать четвертое место и раздавать специальные призы. Чем это может быть обусловлено?
— Я не читал текстов прошлого года, поэтому не могу сравнить их со своей точки зрения. Тем не менее в этом году произошел какой-то сдвиг, который выразился в том, что молодые люди, которые учатся в музыкальных и других вузах, стали интересоваться профессией критика.
С чем это связано, я не знаю, но были предприняты некоторые организационные шаги. Например, в Московской консерватории в рамках фестиваля «Московский форум» был проведен семинар для молодых критиков, на который приехали молодые люди из разных городов России, причем за свой счет. Они с большим интересом посещали семинары действующих критиков, я был в их числе. И я почувствовал действительно живой, горячий интерес к профессии.
После окончания этого семинара была создана группа ВКонтакте, в нее вошло очень много людей, и в этой группе было вывешено объявление о том, что объявлен конкурс «Резонанс». Многие именно оттуда о нем узнали. В группе в Facebook тоже были соответствующие объявления. Видимо, третий сезон лучше о себе оповестил, чем предыдущий.
И, может быть, второй сезон премии был менее удачным, потому что первый был очень хорошим. Так всегда бывает. Когда дело только начинается, то сразу всё, что накоплено, идет в это дело. На второй год уже сложней собрать, а на третий год уже сработало накопленное двумя годами репутации самой премии.
— А может быть, премия «Резонанс» обратила внимание на саму профессию, о которой молодые люди раньше не задумывались.
— Да, это тоже очень важно. Вообще, эта премия уникальна. У нас же нет больше премий для музыкальных критиков. Есть для прозаиков, поэтов, критиков в рамках более крупных литературных премий. Для музыкальных она единственная, да еще с очень хорошим призовым фондом. В общем, это большое дело.
— Какие у вас впечатления от общего уровня текстов?
— Я не участвовал в формировании лонг-листа, да и шорт-листа тоже, но всё то, что вошло в лонг-лист, и многое из того, что было подано в виде заявок, я прочел. Жалко было отказываться от некоторых текстов, которые не могли войти в пятерку, потому что общий уровень действительно был сильный и сложился вот такой очень сильный шорт-лист, в который попало три человека.
Двое авторов были представлены двумя текстами, что говорит об объективно высоком уровне этих авторов. Очевидно, что они сформировались раньше, просто по каким-то причинам залежались и не попали в предыдущие конкурсы. В этом смысле, мы их не открыли, потому что они и до этого были известны, но вот пятое имя — Полина Дорожкова — это открытие.
И, кроме того, два других спецприза: это одно новое имя — Екатерина Бабурина, а Марину Монахову мы тоже раньше знали, но просто было важно подтвердить ее уровень как специалиста. Она очень разносторонний человек, в том числе критик, и мне очень приятно, что она попала в круг спецпремий.
— Как проходила работа жюри? Все были единодушны во всех вопросах или возникали споры?
— По большей части единодушны. Что мне особенно приятно, что было полное единодушие по поводу лауреата почетной премии. Когда возникло предложение, чтобы это была Татьяна Кузнецова, то ни у кого оно не вызвало никаких возражений, все были единогласно «за» и никакие другие кандидатуры даже не обсуждались.
Татьяна Кузнецова подтверждает сам статус профессии. Она является именно критиком и только критиком, она никогда не работала ни в каких жюри, экспертных советах, литературной части. Она отказывалась принципиально от всего, что могло бы поставить ее в более близкие, зависимые отношения. Она абсолютно независимый человек.
А второе: у нее балетная профессиональная карьера за плечами, она танцевала в одном из самых сильных московских коллективов — в ансамбле Игоря Моисеева, все ее оценки сто процентов профессиональны.
И третье: ее стаж длится с начала или середины 80-х годов — это несколько тысяч рецензий. И в этом стаже нет перерывов. Она регулярно отсматривала спектакли, и по ее статьям можно написать историю балета за последние 25-30 лет, а с тех пор как в России появился современный танец — и по современному танцу. За этой областью она тоже очень внимательно следит. Скажем, имя Татьяны Багановой было открыто, в том числе, и благодаря тому, что Кузнецова обратила на нее внимание.
Ну и, кроме того, география ее рецензий охватывает не только Москву, но и весь мир. Она много ездит, и мы читаем ее рецензии на спектакли в Нью-Йорке, Париже, Милане, Вене, Берлине, Перми, Новосибирске, Екатеринбурге, в Вологде — в общем, везде, где танцуют. Мне кажется, что мы идеально попали с почетным лауреатом.
— Как формируется список кандидатов на эту премию?
— Что касается почетного лауреата, никто не посылает никаких заявок, для Татьяны это стало полнейшим сюрпризом. Просто внутри жюри формируется какой-то круг лауреатов. Ну, вот в предыдущие годы, насколько я знаю, были обсуждения, споры, у нас споров не было никаких. Только одно имя и всё.
— А лучшее СМИ?
— Насчет СМИ по-другому. Там подаются заявки и формируется список из нескольких СМИ. В нашем случае было около 20 кандидатов.
— Отрыв colta.ru был существенным?
— Да, но это далеко не единственное достойное СМИ в этом списке. Были и другие издания, о которых мы уже знали и о которых нам приятно было узнать, что они существуют. Пять-шесть или больше было изданий, не будь «Кольты», могли бы получить звание лучшего СМИ. Но она действительно шла с отрывом.
Она существует довольно давно, почти 10 лет, если, конечно, иметь в виду, что сначала она выходила под другим именем openspace.ru. Мы, конечно, складывали репутацию обоих этих изданий, поскольку одни и те же люди их делали и продолжают делать.
У «Кольты» уникальный опыт: они придумали интересные форматы, и каждый материал очень творчески разрабатывается, всегда есть некоторый замысел. Вот это очень ценно.
Ярослав Тимофеев: «Привлечение читателя должно быть следствием, а не целью»
— Победитель в номинации «Лучший критический текст» был очевиден?
— В пределах верхней тройки мнение жюри варьировалось. Первый приз достался Александру Рябину вроде бы с перевесом в один балл. Не было ни у кого сомнения, что оба автора очень сильные, и кто из них станет первый, кто второй — было не так уж принципиально.
— Три лучших текста этого года — в жанре эссе. А какой был жанровый срез большинства работ?
— В лонг-листе все-таки было больше рецензий.
— А с чем может быть связан выход в эссе?
— С уровнем этих двух авторов, которые накопили больше не то чтобы опыт писания, а интеллектуальный опыт. Они разносторонние люди и, кстати, оба композиторы — один академический, другой электронный. Они вышли и подняли эту штангу легко, каждый по две штанги подняли. Видно было, что они думающие люди высокого класса.
И вместе с ними оказалось, что поднялся жанр эссе, который в количественном отношении не был представлен, но в качественном он затмил все остальные.
— Как было принято решение о «Четвертой медали»?
— У нас была возможность дать три спецприза. И мы очень хотели воспользоваться этой возможностью, чтобы наградить хорошие тексты, к тому же представляющие разные жанры. Так и получилось. Были награждены анонс — эта дополнительная медаль — и рецензия и обзор — просто два спецприза.
— Какими качествами обладают тексты-победители?
— Высокий уровень рефлексии и высокий уровень ремесла. Оба эти автора умеют думать, очень ясно излагать свои мысли и строить свои тексты. Они умеют находить небанальные слова, быть умными, при этом не натужно умными, а легкими, остроумными. Сама материя — музыка их текстов, она имеет отношения к теме, на которую они написаны.
У Александра Рябина очень серьезный, вдумчивый текст, последовательный и лишенный какого-либо внешнего блеска. Примерно такими же словами я мог описать музыку Мортона Фельдмана, которой этот текст посвящен. Или текст Светличного про Шостаковича — искрящийся, блестящий, примерно такой же, каким был Шостакович до того, как ему врезали за «Леди Макбет Мценского уезда». Хулиганский, игровой, очень занятный, очень веселый.
— Два победителя представляют намечающуюся тенденцию на премии «Резонанс». Выходят в финал, побеждают критики как с профессиональным музыкальным образованием, так и без него. Получается, быть профессиональным музыкантом для музыкального критика не так уж и обязательно?
— Для меня это большой парадокс. Я-то как раз убежден, что музыкальное образование необходимо, и то, что люди, не имеющие музыкального образования, вдруг достигают высот в музыкальной критике — это говорит о каком-то очень глубоком способе их самообразования. Они действительно начинают слышать, может быть, более глубоко, чем образованные музыканты.
Для музыкального критика главное — уши. Если они есть, то уже можно говорить о всем остальном. Вот у Рябина, например, прекраснейшие уши. В этом можно убедиться, сравнивая его оценки, и, кстати, я его знаю как композитора, мне очень нравятся его электронные эксперименты, они впечатляют.
Ярослав Тимофеев: “Классическая музыка конструирует время по собственным законам”
Возможно, дело еще в том, что в наших вузах сами курсы музыкальной критики носят специальный характер, им не хватает общекультурного компонента. Конечно, там учат, как писать, как музыку слушать, но чтобы внести в статью такой широкий контекст, как это удалось Светличному в тексте про перформативность, этому в консерватории не учат. Важна еще, конечно, и органическая расположенность.
Явно, что оба парня необыкновенно талантливы, это же можно сказать и про девочек, которые написали анонс и рецензию: обе явно чувствуют форму, знают, как выстроить короткий и попадающий в точку текст, как несколькими штрихами придать ему объем.
И другой случай — Марина Монахова из Новосибирска, редчайший пример, когда человек пишет обзор регионального события. Критики на местах — люди зависимые в силу того, что им приходится одновременно работать в тех организациях, на которые они должны писать рецензии.
Критик в регионе — это обычно и лектор, и завлит, и аккомпаниатор, и, кроме того, он ведет драмкружок во Дворце культуры. И если он напишет что-то такое, что не понравится руководству театра, филармонии или драмкружка, его будут ждать большие сложности. Поэтому это очень большое искусство — пролезть сквозь угольное ушко и написать принципиальные вещи вместе с тем, не наделав скандала.
У Марины есть чувство меры, которое она блестяще применила в своем обзоре. Я был очень рад, что именно такой текст тоже вошел в число награжденных.
— Что ждет авторов после «Резонанса»?
— Жизнь покажет. Тут нужно, чтобы вакансии какие-то были открыты или по крайней мере возможности для публикации внештатных авторов. Так, вообще в каждом издании уже есть какие-то авторы, и нужно найти брешь.
Реальным, единственным выходом остается интернет или самопальные публикации, которые можно сделать в сетях и не в сетях. Пусть молодые музыкальные критики пользуются этими возможностями, рассчитывать на то, что скоро откроются новые СМИ и туда ожидается какой-то приток, не приходится. Сейчас все места заполнены. Поэтому просто хорошо, что мы знаем этих авторов.
Новый певец или дирижер возникает тогда, когда кто-нибудь заболел и его нужно заменить. Должно быть еще везение. Если кому-то из них повезет, то он попадет в обойму.
Сейчас после премии «Резонанс» он на виду. Его знают, но это не значит, что редакторы к нему завтра побегут. Все равно должно еще что-то случиться.
Екатерина Вербицкая, пресс-служба Дягилевского фестиваля