Заключительный вечер сезона в Музыкальной гостиной Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко привлек уникальной программой: главный дирижер Феликс Коробов выступал в качестве солиста-виолончелиста.
Пойти на такое событие стоило даже из “спортивного” интереса, хотя, давно следя за творчеством артиста, можно было не сомневаться, что он предстанет в наилучшей форме и поразит еще и каким-нибудь сюрпризом.
Ожидания оправдались с лихвой. Программа составлена, разумеется, для гурманов и с театральным уклоном. Ее костяк – три инструментальных ансамбля с фортепиано. В “Большой секстет” Глинки была приглашена пианистка Магда Амара Сами, выпускница Московской консерватории, ныне живущая в Вене, в Серенаде того же композитора на темы оперы Доницетти “Анна Болейн” место за фортепиано занял гость из Петербурга Петр Лаул.
Смены составов Феликс Коробов непринужденно комментировал, представляя публике известных и просто хороших музыкантов.
Многие из них – бывшие студенты, игравшие в Камерном оркестре Московской консерватории под руководством Коробова-дирижера, и теперь идущие с ним вместе “по жизни”.
Духовики-виртуозы Иван Чуваков (фагот) и Станислав Давыдов (валторна), замечательные скрипачи Кирилл Кравцов, Евгения Муртазаева и Валерия Гуцул, альтистка Малика Гафарова, арфистка Анастасия Алферова. Не были забыты и давние друзья: альтистка Мария Теплякова с породисто звучащим инструментом, скрипач-универсал Александр Казанджян и, конечно, “поэт контрабаса” Александр Парсаданов.
Кульминацией вечера стал квинтет “Форель” Шуберта с пианистом Александром Бондурянским. Трогательно предваряя его выход, Коробов признался, что всегда, посещая в консерватории уроки профессора Бондурянского по камерному ансамблю, мечтал сыграть с ним концерт.
Такое дефиле блестящих музыкантов было неслучайным, поскольку главная интрига вечера заключалась в том, что таким образом маэстро просто отмечал свой очередной день рождения. Дуэтом из “Веселой вдовы” Легара его поздравили на бис солисты театра Дмитрий Зуев и Ирина Ващенко, а после концерта Феликс Коробов ответил на возникшие вопросы.
– Концерт в день рождения – это давняя традиция?
– Как-то так сложилось со времен студенчества, что в свой день рождения я привык работать: или играть концерты, или работать в студии звукозаписи. И сейчас эту традицию я продолжаю уже сознательно. Понимаете, наша профессия выходит за рамки трудового дня по КЗОТу: это наша жизнь, творчество, приносящее нам радость и счастье. И разделить эту радость и удовольствие от творчества с публикой и друзьями в день рождения мне кажется весьма уместным.
– Вы сегодня вспомнили первую профессию…
– Все эти годы виолончель я не забывал, другое дело, что вести регулярную концертную деятельность как виолончелист сейчас уже не могу. Очень сложно совмещать серьезные занятия с дирижированием и работой в театре, забирающем все время. В театр невозможно “забежать на пять минут”. Это громадная фабрика, живущая по своим законам и в своем темпе. Твое внимание нужно всем и всегда. Иначе не будет Театра.
Но сейчас возник очень удачный период: только что показали одну постановку, а ближайшая балетная премьера идет под фонограмму. Так что я имел возможность посвятить время виолончели. Естественно, что в театре все планируется за год-полтора, и я заранее увидел эту паузу, удачно пришедшуюся на конец мая, и решил сделать себе музыкальный подарок, собрав на сцене театра своих друзей, учителей и учеников и помузицировать вместе …
– Практически все ваши программы составлены не без эстетства, в духе Геннадия Рождественского. Или такое сравнение некорректно?
– Мне кажется, что значение Геннадия Николаевича неоценимо и до сих пор не до конца осмыслено в нашем обществе, потому что его влияние на нашу культуру – культуру вообще, а не только музыкальную – чрезвычайно велико. Не помню, кто в немецкой литературе ввел понятие “времяопределяющей личности”, – это о Рождественском! Долгое общение с ним, вначале в качестве концертмейстера виолончелей в Госкапелле, потом как младшего коллеги, конечно, накладывает свой отпечаток. Но я вообще склонен к определенному пижонству в придумывании своих программ.
Когда я пять лет назад пришел руководить Камерным оркестром Московской консерватории, то один из моих коллег сказал мне скептически: “Ну что ты будешь с ними играть? Репертуар-то скудный!”
Я очень горд, что эти пять лет, вопреки прогнозам, мы не повторили в более чем тридцати программах ни одного произведения, исполняя каждый год весь спектр музыки: и старинных авторов, и романтику, и современных композиторов, и много русской музыки, отнюдь не ограничиваясь только Серенадой и “Воспоминанием о Флоренции” Чайковского. Есть прекрасные страницы у Аренского, “Симфониетта” Мясковского и многое другое…
Обдумывая программы, ищу разные параллели и нелинейные взаимосвязи, поскольку невозможно бесконечно “рифмовать” Сороковую симфонию Моцарта с его же ре-минорным Фортепианным концертом. Интересно находить связи между композиторами, между идеями, биографическими коллизиями, литературными основами, которые помогают придумать особый сюжет концерта, его художественный мир.
В этом сезоне мы сыграли с Камерным оркестром консерватории абонемент “Бах и XX век”. Для меня в Бахе уже заложено все, что потом будет заново “изобретено” в XX столетии: у него есть все аккорды, все гармонии, все формы.
А в XX веке были взяты выдающиеся образцы: Онеггер, Барток, Бриттен, Штраус. И так получалось, что иногда эти сочинения уже вели между собой свой диалог: как говорил Петр Вайль, “жизнь рифмуется гораздо чаще, чем мы можем предполагать”…
Например, включив в программу по совершенно определенным соображениям вокальный цикл “Озарения” Бриттена на стихи А. Рембо и “Дивертисмент” для струнных Бартока, я потом из статьи известного музыковеда “вспомнил”, что эти произведения написаны в один и тот же год, о чем я изначально не задумывался. Но данный факт добавил еще один красивый штрих в этот концерт.
Возвращаясь к вашему вопросу о программах Геннадия Николаевича Рождественского – когда вывешиваются афиши его абонементов, я своим ученикам всегда говорю: “Сходите, сфотографируйте”. Большую часть произведений никто не знает, и при этом его программы – это образец высочайшей логики концерта, формы с точно рассчитанной кульминацией. Ведь публике в зале все время должно быть интересно.
– Симфонические программы, которые в этом сезоне вы проводите в театре, именно так и придуманы?
– Да, принцип этого концертного сезона – три композитора-дирижера. Я выбрал Малера, Рахманинова, Равеля, которые, так или иначе, были достаточно тесно связаны с театром. Симфонические концерты в музыкальном театре – вещь довольно редкая, поэтому тут я обращаюсь к музыке, которую очень люблю, но не имею возможности продирижировать где-то еще.
Произведения Малера я выбирал с учетом участия певцов нашего театра. В его Четвертой симфонии солировала Хибла Герзмава: я очень рад, когда мы имеем возможность работать вместе, и не только в опере! Ее голос замечательно “ложится” на звучание большого симфонического оркестра.
Мы делали с ней “Шехеразаду” Равеля, “Последние песни” Рихарда Штрауса, Концерт для голоса с оркестром Глиэра – и вот теперь Четвертая симфония Малера, которая может стать для нее хорошим репертуарным сочинением: она чувствует себя в этой музыке идеально. А в первом отделении прозвучали “Песни странствующего подмастерья” и “Песни об умерших детях”.
Что касается Рахманинова и Равеля в будущей июньской программе, то там выбраны сочинения, связанные с театром. Например, у Равеля это – сюита из балета “Дафнис и Хлоя” или три песни Дон Кихота в редко звучащей оркестровой версии с солирующим баритоном.
Считаю очень важным, чтобы театральный оркестр поднимался из ямы и исполнял сложный репертуар: это сразу пробуждает новые силы и эмоции в самих оркестрантах, они получают от этого удовольствие, и можно потом со свежими чувствами, глазами и ушами в девяностый раз сыграть “Травиату”.
– Чувствуется какая-то нотка неудовлетворенности в том, что ваше творчество реализуется главным образом в театральной области?
– Моя дирижерская карьера началась в тогда легендарном Госоркестре. И как бы ни складывалась потом моя карьера, в первую очередь, конечно, я ощущаю себя именно симфоническим дирижером. И что бы я ни дирижировал, исполнительский принцип остается неизменным: к любой партитуре отношусь, как к симфоническому полотну…
Я как-то не привык делить театральный репертуар на оперный и балетный, с этакой часто встречающейся интонацией презрения… Ведь балеты Прокофьева, Чайковского, Шостаковича – это феноменальные партитуры! И оперетту можно продирижировать так, что будет рукоплескать вся Венская Опера. Клайбер и Караян не гнушались “Веселой вдовой” и “Летучей мышью”.
Я очень рад, что за последние годы у меня сложились очень теплые отношения с разными симфоническими оркестрами в стране и стала появляться возможность делать симфонические программы.
Счастлив, что могу сотрудничать с выдающимися музыкантами – Заслуженным коллективом республики оркестром Санкт-Петербургской филармонии. Выступать с ним – совершенно фантастическое удовольствие!!! Он сохранил свое “лицо” и традиции, несмотря на все сложности “смутных времен”. Один из немногих оставшихся советских – в лучшем смысле этого понятия – оркестров, со своей культурой звука, в отличие от многих наших коллективов, теперь равняющихся на усредненный европейский стандарт.
А ведь советская оркестровая школа была одной из лучших, и записи Светланова, Рождественского, Самосуда, Мравинского, старого Большого театра – это образцы высочайшего уровня!
– Какие идеи будут воплощены в следующем сезоне?
– Мы начинаем подготовку к главной оперной премьере следующего сезона – “Войне и миру” Прокофьева. Нужно сделать свою редакцию, придумать спектакль – предстоит колоссальная работа. Традиционный абонемент Камерного оркестра МГК будет дополнен двумя концертами во вновь открывающемся и долгожданном Большом зале консерватории.
Это вечер музыки Моцарта и концерт из произведений Шостаковича: давняя мечта моя и моих студентов сыграть его 14-ю симфонию, наконец, постепенно сбывается… И конечно же, гастроли, премьеры, спектакли, концерты – всему найдется свое время.
– И концерт в день рождения, 24 мая 2012 года?
– Вполне возможно.
Евгения Кривицкая, газета “Культура”