Интервью с одним из самых ярких молодых российских дирижеров Денисом Власенко. Беседовала Катерина Гольцман.
— Давайте начнём с Большой оперы. Вы были музыкальным руководителем телепроекта и членом жюри отборочных туров. С какими сложностями пришлось столкнуться?
— Главная сложность была в том, что это для меня первый подобный опыт, абсолютно новый. Я никогда не был в жюри конкурсов и не присутствовал на кастингах, так что это было достаточно непросто и ответственно.
Но мы с остальными членами жюри очень быстро вошли в процесс и настроились на единую волну. Мне кажется, мы сделали неплохой выбор за те два дня, что шёл кастинг.
— Конкретно в данном проекте, на что Вы ориентировались?
— В первую очередь на вокал, потому что это всё-таки вокальный конкурс, хоть и телевизионный. Конечно же, учитывались также внешние данные, артистизм и географическая принадлежность участников.
— Это проект ориентированный на российскую аудиторию?
— Не только. «Большая опера» также ориентирована на аудиторию бывших Советских республик. То есть там, где транслируется телеканал «Культура», а это почти всё постсоветское пространство за исключением Грузии и Прибалтики.
Как оказалось, там телеканал культура не вещает. Одна из задач была вовлечение максимального количества аудитории. Но знаю также, что многие из-за рубежа следили за проектом и через интернет.
— Телеканал «Культура» периодически создаёт достаточно скучный контент, который среднестатистический российский зритель попросту не воспринимает…
— Не согласен. Этот проект был точно нескучный. И его смотрели многие из тех, кто говорит, что телеканал «Культура» – это неинтересно.
В этом смысле действительно нужно отдать должное телеканалу, потому что они, во-первых, стали хорошо и качественно снимать. Есть, правда, еще проблемы со звуком.
Во-вторых, это стало нескучно смотреть из-за ярких и спорных костюмов, сценографии и спорного судейства в том числе.
В-третих, они подключили интернет-аудиторию, которая стала это горячо обсуждать в социальных сетях и на форумах. Поэтому они добились своего, сделав этот проект современным и молодёжным.
— На съёмочной площадке «Большой оперы» было четыре оркестра. Дирижёры, конечно, умеют подстраиваться, но каждый раз нужно находить общий язык с оркестром, потому что необходимо быть с музыкантами на одной волне, ведь если этого нет, то ничего хорошего не получится. Такая частая смена коллективов влияла на качество работы?
— Ну, естественно, это было всё непросто. Во-первых, очень сжатые сроки – мы должны были за одну репетицию, и за один генеральный прогон в день съёмки сделать программу. А снимали, например, три программы подряд. Три дня репетировали, три дня писали.
Это достаточно непростой график. Тут, конечно, нужно проявлять свой профессионализм и терпение по отношению к людям, потому что все люди творческие и все разные.
Во-вторых, работа на съёмочной площадке достаточно специфическая. Она тоже была мне незнакома и оказалась не самой простой. История с четырьмя оркестрами на самом деле весьма прозаична, потому что все зависело от графиков коллективов.
— В таких условиях не избежать разногласий с оркестром…
— У меня с оркестрами такого не возникало. Скорее было недопонимание у самих оркестров с каналом, потому что очень часто в павильоне, где мы снимали, время, указанное как репетиционное и время записи – сильно сдвигались. В связи с этим оркестранты и их руководство были недовольны.
Оркестры «Новая Россия», Оркестр Русская филармония, ЦОП Вишневской и НФОР, в этом сезоне участвовали впервые в «Большой опере» и они не могли знать об этой специфике работы на съемочной площадке. Во избежании конфликтов и недоразумений стоит быть максимально открытым и участливым в работе с коллективом в 70 человек.
— У каждого участника своя подача и интерпретация материала. Понятно, что классику невозможно подать кардинально по-другому, но всё равно. Как они в этом случае могли подстроиться под происходящее?
— Как правило, они уже изначально имели свою трактовку каждого исполняемого произведения. Я им в этом старался только помогать..
Я считаю, что дирижерская профессия в большей степени профессия обслуживающая, она не столь самостоятельная, как, например, сольно-исполнительская.
Вы должны создать комфорт для солиста. И если ему удобнее петь или играть так, особенно на конкурсе, значит пусть так и исполняет.
Конечно, если только у вас не стоит задача его научить петь, выступать и работать над партией. Поскольку это конкурс, значит – они поют так, как поют. Моя задача была сделать аккомпанемент максимально удобным для них. Все остальное оценивало жюри.
— Я периодически общаюсь с вокалистами, которые выходят с репетиций и говорят: «Вот нормально же на первой репетиции всё было, а сегодня дирижера куда-то понесло?» У Вас не возникало таких историй?
— Ну, обычно, если вы договариваетесь на первой репетиции, то… Бывает, что певца от волнения “уносит” куда-то самого на концерте.
Есть знаменитая история про то, как Геннадий Николаевич Рождественский дирижировал какой-то балет в Большом театре, к нему подошла балерина перед началом спектакля и сказала: «Геннадий Николаевич, извините, я там вчера съела лишний кусочек тортика, можно сегодня чуть сдержаннее?» Он: «Конечно, милочка, всё будет». По его же рассказам, он сделал всё ровно в тех же темпах, что и раньше. Она подошла к нему после спектакля и сказала: «Спасибо, всё было идеально».
Определённо есть психологический момент, который играет важную роль, и очень часто от волнения людям кажется, что или всё медленно, или всё быстро, или все громко… А на самом деле всё так, как оно и было – просто эмоциональный фон артиста на сцене совершенно иной.
— Сейчас Вы работаете с оркестром «Новая Россия», но в проекте был задействован и Национальный филармонический оркестр России, с которого начиналась Ваша дирижерская карьера…
— Я был стажером в НФОР с 2005 по 2007 год, мы не виделись десять лет. Приятно было вновь с ними поработать.
— Стажёрство в НФОРе помогло как-то развитию карьеры в России?
— Нет, никак. Нужно сказать, что в студенческие годы была абсурдная ситуация, когда я стал дипломантом моего первого в жизни конкурса Геннадия Рождественского в Софии. На тот момент у меня, студента 2-го курса МГК им. Чайковского, не было ни одного выхода к оркестру консерватории..
После чего я стал стажером НФОР и впервые выступил публично именно с этим коллективом в ММДМ. Так что своим концертным дебютом я обязан именно НФОРу.
— Есть конкурсы пианистов, есть конкурсы скрипачей… А дирижерских конкурсов в России практически нет?
— Был конкурс Прокофьева и есть Всероссийский дирижёрский конкурс, но они проходят редко. И, к сожалению, не имеют того отклика, который имеют Европейские конкурсы, их никто не смотрит, лауреаты первых премий, как правило, мало кому известны.
Знаю,что Денис Мацуев планировал организовать дирижерский конкурс совместно с Юрием Темиркановым. Посмотрим..
— Участие в конкурсе кому-то помогает?
— Смотря какие цели вы ставите перед собой. Есть конкурсы, на которые имеет смысл ездить ради агентов, директоров концертных организаций и дальнейшего получения работы. Как правило, это крупные европейские конкурсы, которые, естественно, тоже не всегда гарантируют вам блестящую карьеру в случае победы.
Есть конкурсы попроще, и туда можно ездить, чтобы, например, набраться опыта и завести новые интересные знакомства. Я не очень конкурсный человек.
— Хотелось бы поговорить о работе с вокалистами, инструменталистами и оркестровым дирижированием. Где Вам интереснее работать?
— Другими словами: что интереснее – опера или симфонический концерт? Мне интересно и то, и другое.
Тут вопрос, наверное, стоит в репертуаре, потому что есть оперы, которые мне не очень интересно дирижировать и есть оперы, которые я безумно хочу продирижировать. Иногда я ими даже брежу…
То же самое есть и в симфоническом репертуаре. Принцип работы немного разный.
В опере вы не можете расслабиться, даже если у вас всё идеально готово, потому что вы контролируете оркестр, который в яме, контролируете певцов, которые на сцене, а иногда и за вашими плечами (как в случае концертных исполнений опер), и которые в силу разных обстоятельств – волнения, стресса – могут что-то забыть или перепутать. Поэтому расслабляться нельзя ни на секунду, даже если опера кажется простой.
В опере не бывает простых спектаклей. Нельзя сказать, что Вагнер – это сложно, а Доницетти – это просто. Это одинаково сложно, потому что есть свои законы и свои сложности. С музыкальной точки зрения, наверное, Доницетти проще, чем Вагнер. Но он и прозрачнее. Поэтому дирижировать им в спектакле также непросто…
Я люблю когда всё органично сочетается. Потому что когда вы дирижируете только оперу, уж тем более какой-то определённый репертуар, например, только Бельканто, то вы начинаете немного в этом “закисать”. Похожая ситуация и у певцов.
Но работать с певцами я очень люблю! Мне кажется, я их неплохо чувствую и знаю как им помочь и сделать так, чтобы им было комфортно на сцене.
— Есть классический оперный репертуар, а есть отдельная история – это русская музыка. И как-то с русской музыкой у Вас не складывается, в смысле её не так много в Ваших программах.
— Удивительно, но на самом деле на Западе я дирижирую в основном зарубежную оперу. С одной стороны, мне это приятно, потому что я не ассоциируюсь на Западе, как русский дирижер в русском репертуаре. Это не значит, что я избегаю его… Я очень люблю русскую музыку и русскую оперу, но мне очень ценно и то, что я дирижирую итальянскую оперу с итальянцами в Италии.
— Есть некий шаблон, что итальянскую оперу лучше поют только итальянцы.
— Да, но итальянскую оперу уже давным давно мало поют итальянцы, их всё меньше и меньше. Это большая проблема вообще для Италии. Так сложилось.
— А вообще из русской классики есть какие-то приоритеты?
— Я очень хочу продирижировать «Пиковую даму», «Бориса Годунова». Над «Царской невестой» и «Китежем» я бы с удовольствием поработал. «Леди Макбет» Шостаковича… Эта музыка мне очень близка.
Пожалуй, вот эти пять-шесть опер. Кстати, единственной русской оперой, которой я дирижировал за рубежом была опера «Евгений Онегин» в Латвийской национальной опере.
— Если позволите я начну вопрос с цитаты: «…Есть намерения и желания, а есть реальная жизнь дирижера, реальная работа. И мы, артисты, как правило редко от чего отказываемся.» Какая у Вас система фильтрации? Вот от этого я откажусь, а от этого нет?
— Например, есть оперы, которые мне уже не очень интересно дирижировать. Скажем, «Севильский цирюльник» или «Травиата», которые я уже дирижировал не раз и делал это в нескольких театрах. Сейчас уже хочется делать что-то другое.
Понятное дело, что если вам предлагают продирижировать «Севильский цирюльник» в приличном театре c хорошим составом, то мало кто откажется.
— Ну как дирижировать то, что совсем не нравится? Это возможно?
— Бывает, что тебе приходится иногда дирижировать музыку, которая тебе не по-душе, и ты относишься к этому как к ремеслу.
Виктор Сергеевич Попов – наш художественный руководитель и основатель Академии хорового искусства, учил нас любить музыку, которая совсем не нравится. Мы много пели в хоре современной музыки, зачастую не самого высокого качества, но изучать её было интересно.
Просто с точки зрения профессионализма – как это спеть. Иногда это было больше похоже на акробатические вокальные приемы, нежели имело какую-то творческую ценность. Поэтому он нас учил влюбляться в такую музыку и оставаться профессионалами до конца.
На самом деле, он оказался прав. Потому что есть творчество, а есть ремесло. И ремесла, в общем-то, довольно часто бывает в жизни больше, чем творчества. Хорошо бы конечно, чтобы оно совмещалось и приносило только счастье от работы.
— Это некий способ обогащения репертуара, мне кажется.
— Ну да, так же, как и у многих инструменталистов, которых просят играть одни и те же концерты. Думаю, что они им тоже надоели.
— И вновь второй концерт Рахманинова, да?
— Второй концерт Рахманинова, Первый Чайковского…
— Это уже все знают, даже далекие от музыки.
— Тут нужно иметь силу воли отказываться, или менять репертуар.
— А не возникает такого страха, что если ты отказываешься, то уже не примут?
— Возникает.
— И как бороться?
— Решать, взвешивать все за и против, что ты теряешь, если вдруг… Ну, не знаю.
— Вернемся к оркестрам. С кем проще работать, с русскими или зарубежными?
— Тут всё идет от “головы”, от контроля, который естественным образом проецируется от руководства на коллектив. Там, где есть порядок и дисциплина, не будут пить, а кто будет – с ними не будут дальше работать. Если они опаздывают на работу, сидят в телефонах на репетициях, то это тоже ненормально.
В Европе так себя никто как правило не ведет, потому что там серьезная конкуренция и серьезные штрафы, если вы выйдите пьяным или опоздаете – вас уволят.
В России и в южных городах той же Европы, к сожалению, с дисциплиной дела обстоят немного сложнее.
— Сейчас говорят, что стало много молодёжи в залах, а на самом деле так не кажется…
— Я считаю, что в России достаточно много молодежи в залах, если сравнивать с Европой. Разница очень заметна.
В Европе классической музыкой увлечены в основном люди старшего возраста, как правило, они ходят на такие концерты и в оперу. Молодёжи очень мало. Это, как мне кажется, большая проблема, потому что молодое поколение у них все меньше и меньше интересуется классической музыкой. Кстати, как и религией.
“Москва! Как много в этом звуке…”. Единство книги и музыки на Красной площади столицы
По этой причине у них мало хороших новых певцов. Например, на сегодняшний день в мире нет ни одного итальянского тенора уровня Паваротти, Корелли, Дель Монако и многих других…Благодаря чему, например, в мире появилось огромное количество прекрасных славянских, русско-говорящих артистов, поющих на лучших мировых сценах.
— В Большом зале Московской консерватории 12 апреля состоялся Ваш дебют в качестве дирижера-постановщика?
— Да, дело в том, что я 6 лет назад работал в Новой опере, в Москве. Полтора сезона я дирижировал спектаклями и концертами, но не случалось быть дирижером-постановщиком…
Тут я являюсь музыкальным руководителем, поэтому это был мой московский дебют. Я очень рад, что “Дочь полка” Доницетти прошла на сцене БЗК с большим успехом.
Благодаря прекрасному составу певцов – Дмитрий Корчак, Ольга Пудова, Бруно Пратико, Анна Кикнадзе – был великолепный ансамбль, который украсила своим оперным дебютом и наша народная артистка Ирина Мирошниченко в драматической роли герцогини Кракенторп.
Также, впервые в соцсетях велась онлайн трансляция концерта в отличном качестве. Благодаря чему концерт смогли посмотреть тысячи поклонников оперы по всему миру.
— Секрет успеха от Дениса Власенко?
— Кто бы мне рассказал, в чем секрет успеха (смеётся). Наверное, стараться по-настоящему любить то, что ты делаешь и чем занимаешься. Потому что без любви, это может не возыметь никакого успеха.
Когда ты вкладываешься всем сердцем, всей душой, всеми силами, то в любом случае будет отдача. Не бывает так, что человек бьётся-бьётся, делает все возможное – и ничего… Все равно где-то выстрелит, какая-то калитка откроется. Главное – идти своей дорогой, найти себя, естественно, понимать, что это твое, твой путь, твоя профессия.
Ведь многие люди занимаются в жизни не своим делом. Это сплошь и рядом, и в музыке такого очень много.
— Совет для читателя?
— Ну это и есть совет. Заниматься много и главное – верить. Очень сложно, особенно русским людям, да и не только русским, всем творческим людям, не впадать в уныние, депрессию.
Так что любите то, что делаете. И делайте то, что любите. Посвящайте этому жизнь, тогда будет отдача, отклик. Без любви, без погружения не будет ничего.
Проект выражает благодарность Третьяковскому проезду и бренду Lanvin, а также мастерской классического костюма RIOT и площадке 354group.
Катерина Гольцман, dailyculture.ru