В Новосибирске продолжается III Транссибирский Арт-Фестиваль (основатель и художественный руководитель – Вадим Репин).
Среди его участников – дирижеры Гинтарас Ринкявичус и Франк Штробель, пианисты Даниил Трифонов и Константин Лифшиц, скрипачи Пинхас Цукерман и Алексей Игудесман, виолончелисты Миша Майский и Анри Демаркетт, а также многие другие.
В нынешнем году форум проходит не только в Новосибирске и других городах России: он продолжится в Израиле, Южной Корее и Японии, где завершится 22 июня.
Среди наиболее ярких участников российской программы – скрипачка Клара-Джуми Кан, ставшая одним из резидентов фестиваля: она прилетела в Новосибирск на полторы недели для участия в четырех концертах.
Минувшим летом Клара-Джуми Кан стала лауреатом IV премии Международного конкурса имени П. И. Чайковского, хотя, по оценкам специалистов, прессы и публики, заслуживала гораздо большего. По-видимому, с этим согласны и такие музыканты, как Валерий Гергиев, Гидон Кремер, Юрий Темирканов, Владимир Спиваков и многие другие: благодаря их приглашениям гастрольный график скрипачки стал еще более насыщенным.
Между концертами в Новосибирске и административным центром Ордынское с нею поговорил Илья Овчинников.
– Правда ли, что родители хотели отдать вас учиться на фортепиано, но вы отказались?
– Не отказалась – я начинала учиться на фортепиано, но скрипка мне нравилась больше. На ней играла моя сестра, и по сравнению со скрипкой фортепиано мне не нравилось совсем, просто по звуку. На фортепиано он не длится долго, даже если держать педаль. А на скрипке – гораздо дольше.
– Мы встречаемся в Новосибирске – в городе, с которым тесно связано имя вашего педагога Захара Брона. Расскажите, пожалуйста, о нем и о других ваших учителях – Валерии Градове и Дороти Делэй.
– Градов был моим первым учителем, но я училась у него всего год, в Мангейме, а потом поехала в Любек к Брону, из-за прославивших его Репина и Венгерова. Сейчас трудно себе представить: в течение двух лет у меня были уроки утром и вечером, по два урока ежедневно!
Как ни странно, мне нравилось: когда тебе пять, ты не ходишь в школу и больше ничем не занят. Потом я поехала учиться в Америку к Дороти Делэй, благодаря которой освоила очень широкий репертуар: она задавала каждую неделю учить наизусть новый концерт! Это очень мне помогло, и каждому из учителей я многим обязана.
– О Дороти Делэй говорят как об очень властном педагоге, стремившемся собрать в свой класс всех лучших скрипачей Джульярдской школы, в том числе из классов других педагогов. Это так?
– Мне трудно сказать, меня она ни у кого не забирала и научила очень многому. У нас сложились близкие отношения, особенно в ее последние годы, она была мне как бабушка. В 2002 году ее не стало, и мне до сих пор ее не хватает. Я одна из последних ее учеников.
– Почему после Германии и Америки вы продолжили обучение в Корее?
Главная причина – восстановление после травмы пальца, случившейся в одиннадцать лет. Около четырех лет я не играла, после чего надо было восстановиться как можно быстрее. Я поехала в Корею к учительнице, которая знала меня с детства и могла помочь поскорее прийти в форму – Брон был слишком занят.
Это оказалось лучшим решением: я всё хорошо помнила и восстановилась быстро, это совсем не было похоже на то, чтобы начать с нуля. Насколько возможно, я продолжала заниматься, но с осторожностью.
– В Новосибирске вы вновь встретились с российской публикой, которая болела за вас на протяжении трех туров конкурса имени Чайковского. Что вы чувствовали в большей степени, поддержку публики или что у каждого конкурсанта свои болельщики?
– Свои болельщики – не сказала бы; во время всего конкурса публика не только внимательно слушала, но и была крайне доброжелательна! Я чувствовала ее поддержку на каждом этапе и играла с особенным удовольствием.
Если кто-то и болел за кого-то другого, я этого не ощущала. Или публика этого не показывала.
– Что вы скажете о результатах конкурса у скрипачей? Не странно ли присудить три третьих премии и не присудить первой?
– Три третьих – не так странно, как отсутствие первой: пройти почти пять недель конкурса и оставить его без настоящего победителя!? Этого я не могу понять. Хотя и не имею ничего против того, в каком порядке выстроились лауреаты.
Я знаю, что такое конкурс и как один день конкурса отличается от другого: сегодня ты играешь блестяще, завтра средне. И если трое заслуживают третьей премии, почему им ее не дать? Рада за каждого, думаю, для них это хорошо, все-таки три третьих, а не шесть шестых. (Смеется.)
Я довольна и своей четвертой премией, а по поводу спецпремии «За лучшее исполнение концерта с камерным оркестром» просто счастлива! Ведь это за Моцарта, а он один из моих любимых самых композиторов.
– Самое интересное, что в жюри итогами не был доволен, кажется, никто. Как сказал Максим Федотов, «Мнения членов жюри оказались абсолютно противоположными, ситуация сложилась тупиковая. Мне жалко, что нет первой премии, и не могу сказать, что результаты меня устроили. Думаю, они не устроили никого».
– Да, я знаю. Но вы должны понять: привлекательным для участников конкурса были именно то, что почти каждый из членов жюри – уникальный скрипач, всемирно известный музыкант, выдающийся педагог. И когда пятнадцать таких личностей собираются вместе, им очень трудно прийти к общему решению.
– Как складывались отношения между конкурсантами? Со стороны казалось, будто между вами очень неформальная, дружеская атмосфера, почти никакого духа соперничества, так ли это?
– (Смеется.) Никакого соперничества, мы просто получали удовольствие, радовались друг за друга и сочувствовали друг другу. Мне, например, очень жаль, что лауреат второй премии не получил первую – почему? В итоге он вроде бы и победитель, и нет. Три третьих премии – это тоже абсурд, их можно было распределить иначе.
В любом случае, мы искренне болели друг за друга. За пять недель подружились, хорошо узнали друг друга, провели много веселых минут и сейчас поддерживаем связь, причем я не только о скрипачах, но и о пианистах, и о виолончелистах.
Когда любой из нас что-то публикует на фейсбуке, первые «лайки» всегда – от товарищей по конкурсу. Все мы желаем друг другу только лучшего. Дело здесь, думаю, в сильном составе участников: каждый был вполне уверен в своих силах, зная, что конкурс – это всего лишь конкурс.
– Говорили, что во время конкурса вы почти не спали?
– Да, я страдала бессонницей с февраля: переутомилась от концертов, одновременно надо было готовиться к конкурсу, а лучше этого не совмещать. В общем, бессонница началась раньше, а не потому, что я разнервничалась во время конкурса. Конечно, сон важен, но состояние рук еще важнее.
– В финале вы играли Скрипичный концерт Бетховена, один из ваших любимых. Верно ли показалось, будто у вас и у дирижера Юрия Симонова разные представления как минимум о темпах?
– Я так и не поняла, что произошло во время концерта! Репетиции шли очень хорошо, мы, казалось, поняли друг друга и о многом договорились, но на концерте всё куда-то ушло: маэстро взял другой темп, иначе расставил акценты, хотя и к этому на конкурсе надо быть готовым.
На конкурсе поневоле приходилось играть медленнее, чем для меня естественно, иначе мы бы разошлись с оркестром. А он играл, казалось, медленнее, еще медленнее, что мне не нравилось, конечно. Однако деться некуда.
– Стало ли у вас больше концертов благодаря конкурсу?
– Да, конечно, он изменил очень многое. Если бы не конкурс, у меня не появилось бы столько концертов в России. Я бы не познакомилась близко с Вадимом Репиным, пригласившим меня в Сибирь. Никогда бы не встретила маэстро Гергиева и многих других музыкантов.
Конкурс отличался от предыдущих в первую очередь благодаря трансляциям на канале Medici. Я получила столько поздравлений и хороших слов от замечательных музыкантов, например, от Вадима, что поняла – так было суждено: поехать на конкурс, выйти в финал и выиграть четвертую премию. Значит, я заслужила именно ее.
– Ваше расписание ведь и до конкурса Чайковского было достаточно плотным?
– Да, но теперь к нему добавились концерты в России и выступления в других странах с российскими музыкантами, такими как Федосеев, Темирканов и другие. И это тоже выглядит так, словно всё к тому шло: мои первые учителя были из России, русские композиторы – среди моих любимых. Я чувствую себя особенно уверенно перед русской публикой, с российскими оркестрами и дирижерами.
– В течение сезона вы выступали также с двумя коллективами, во главе которых – знаменитые скрипачи, в прошлом лауреаты конкурса Чайковского: «Кремерата Балтика» Гидона Кремера и «Виртуозы Москвы» Владимира Спивакова.
– Оба они были среди тех, кто сразу поздравил меня с премией: Спиваков позвонил, Гидон прислал письмо.
С ними обоими у нас уже были концерты и будут еще. Например, с «Кремератой» я играла Fratres Пярта, скоро мы с Гидоном играем Concerto Grosso №1 Шнитке. А со Спиваковым мы исполняли Двойной концерт Баха, летом у нас запланировано выступление на фестивале в Кольмаре и в следующем сезоне – в Москве.
– В этом сезоне вы также выступали с ансамблем «Берлинские барочные солисты», и мой вопрос – о вашем отношении к аутентичному исполнительству и музыке барокко.
– Поскольку родилась и живу я в Германии, Бах для меня – как родной язык. А барочная музыка – как хобби, очень люблю ее. Дома часто играю барочным смычком, это позволяет сделать звук чище.
Конечно, на первом туре конкурса мне хотелось сыграть Чакону Баха барочным смычком, но на конкурсах с Бахом надо быть особенно осторожным и стараться найти золотую середину, чтобы не раздражать членов жюри.
– В свое время вы были лицом южнокорейского косметического бренда…
– На самом деле нет! Смешно, что однажды это написали в газете, с тех пор эта деталь кочует из одной моей биографии в другую.
Однажды в Корее у меня был концерт, как раз с Федосеевым; тур проходил при поддержке LG, у которых среди прочего есть и косметический бренд, официальный спонсор тура. Меня попросили в рекламных целях сделать один кадр, я согласилась. Вот откуда пошла эта история.
– Однако в одном из интервью вы говорите, будто сделали это, чтобы заработать себе на новый смычок…
– Да, потому что журналисты очень хотели услышать что-то в этом роде, а я не хотела говорить, что сделала это по просьбе спонсоров.
– Какие у вас сейчас смычок и скрипка?
– У меня бразильский смычок за две тысячи евро, совсем неважный. А скрипку Страдивари «Экс-Штраус» 1708 года мне предоставил фонд Samsung. На какой срок, в таких случаях обычно неизвестно. Она появилась у меня в апреле прошлого года, на конкурсе я была уже с нею.
– Каких событий следующего сезона вы ждете сильнее всего?
– Двух выступлений с Гергиевым в Графенегге с Концертом Чайковского и в Роттердаме с Первым концертом Шимановского.
Я также стараюсь играть как можно больше камерной музыки, у меня много любимых партнеров, очень удачное трио у нас сложилось с Генюшасом и Бузловым: мы играли в Мюнхене Второе трио Шостаковича и надеемся повторить его в России. Было в этом сезоне и другое интересное трио с Дебаргом и Ионицей. Оба эти опыта оказались необычными – чаще мои партнеры по камерному ансамблю заметно старше меня, как, например, Березовский и Майский, с которыми мы играем на днях (22 апреля стало известно, что Борис Березовского в концертах фестиваля заменит Константин Лифшиц).
С ровесниками – гораздо реже, и тем приятнее, когда это все же случается; в этих двух трио все, кроме Бузлова, даже младше меня!
Илья Овчинников