Победитель конкурса Чайковского 1990 года, один из самых востребованных на Западе русских пианистов, Борис Березовский в последнее время все чаще выступает в России.
Екатеринбургской публике он представит четырехдневную программу из французской музыки трех веков в исполнении известных музыкантов и Уральского филармонического оркестра под управлением Дмитрия Лисса.
Разговор состоялся накануне фестиваля.
— Вы затеваете новый музыкальный проект, это одноразовая акция или история с продолжением
— Надеюсь, что многоразовая. Если первый пройдет успешно, то можно будет устраивать регулярно. Что является сквозной идеей фестиваля?
Прежде всего замечательные музыканты, мои партнеры. К сожалению, в нем не будет участвовать ушедшая этим летом из жизни Брижит Анжерер. Именно с ней мы замышляли фестиваль, формировали программу, она советовала какие-то сочинения, которых я раньше не знал. Она ведь училась в России, обожала все русское и очень хотела выступать здесь. Но будут другие: изумительный виолончелист Анри Демаркетт, Майкл Гутман, яркий талантливый скрипач, а также пианист Жан Бернар Помье.
— А в программе есть какой-то “изюм”?
— Некоторые вещи достаточно эксклюзивны. Например, виолончельный концерт Дютийе. Я буду также играть финал его фортепианной сонаты, Хорал и вариации. Эффектная, ритмичная музыка, почти джаз-рок. Все остальное – Куперен, Дебюсси, Форе, Сати – это музыка невероятно изысканная, парфюмированная, как французская живопись. Темных красок внесет Равель, особого мироощущения – Мессиан.
— Вы живете в Бельгии, но во Франции выступаете часто, вас там любят, вообще Франция – ваша тема?
— Я обожаю французское искусство, хотя не могу сказать, что с французами мне легко. Бывает неуютно от их манерности, какой-то “искусственности”. Но в музыке – огромные притяжения, как исполнитель с благодарностью играю многое. Вообще, считаю, что в классической музыке существует три главных школы: немецкая, французская и русская. Все остальное – вариации. Конечно, речь не о фольклоре.
— С Уральским оркестром вы выступаете часто, включая международные фестивали, записали несколько дисков, а как вы нашли друг друга?
— На Западе из дирижеров – мало с кем у меня такие контакты. Пожалуй – оркестр Санта Чечилия и Антонио Паппано, с ними было замечательное турне. Обычно же все происходит в рабочем режиме: одна репетиция и сразу концерт. По-настоящему я работаю только в Екатеринбурге, с Уральским филармоническим оркестром.
Как ни странно я познакомился с оркестром в Петербурге. Меня попросили сыграть с ними Концерт Рахманинова, мы отыграли, и во втором отделении я пошел слушать Третью симфонию Рахманинова. Я был совершенно поражен. Мне первый раз в жизни понравилась эта симфония. С тех пор я стараюсь как можно чаще работать с этим коллективом, люблю и ценю их.
— Второй концерт Рахманинова вы сыграли с ними бессчетное число раз, а как не устать от повторов, где заново взять эмоций?
— Когда я играю Рахманинова, то обычно представляю русскую природу, красивые пейзажи, а от природы ведь устать невозможно.
— А какие у вас отношения с современной музыкой?
— Сложные. Например, нравится музыка Александра Чайковского. Когда-то я услышал его оперу “Один день Ивана Денисовича” в Перми, она произвела на меня сильное впечатление, и я стал слушать другие его сочинения. А вообще, после одного случая, можно считать, что мои отношения с современной музыкой закончились.
Один мой знакомый композитор написал для меня пьесу. Но у меня не было времени (признаться, и желания!) его выучить. И я предложил ему оставить ее в программе, но предупредил, что возьму первый аккорд из его сочинения, а дальше буду импровизировать. И вот я в Мюнхене десять минут играю все, что “под руку попадется”. А после концерта появляются рецензии, что “это было прекрасно”, “композитор замечательный”, и “когда мы снова услышим его новую музыку”. И я сказал себе “все!”.
— Ваша старшая дочь пошла по вашим стопам, она пианистка?
— Да, у нее все складывается довольно успешно, она выиграла известный конкурс во Франции. К сожалению, у меня не было времени с ней заниматься, я ей передал только свои гены. Она – настоящая англичанка, и пока мне не удалось привить ей любовь ко всему русскому.