Некоторые номера в исполнении Дмитрия Корчака московским слушателям посчастливилось услышать первыми. Например, ария Умберто из оперы «Дева озера» Россини. Эту партию певец исполнит этим лето на родине итальянского композитора – в городе Пезаро.
После концерта в беседе с Еленой Кравцун Дмитрий Корчак рассказал о том, как побеждать на конкурсах, какой театр он любит больше всего и почему «Онегин» в Венской опере стал сенсацией сезона.
Дмитрий, Вы – лауреат множества международных конкурсов. Какой из них был самым трудным?
Конкурсы все одинаковы: ты либо умеешь петь на конкурсе, либо не умеешь. Здесь две сложности для артиста. Первая: такое соревнование обычно предполагает очень короткое выступление, где ты поёшь одну или две арии. И в этот маленький промежуток времени ты должен показать свои самые лучшие качества и доказать жюри, что ты превосходишь соперников.
Вторая сложность состоит в том, победа в конкурсе ещё не означает успешной карьеры. Победа в конкурсе и насыщенная вокальная жизнь с пением в спектаклях – это две больших разницы. Если мы посмотрим листы призёров многих престижных конкурсов, то увидим, что, многих лауреатов первой премии мы даже сегодня не знаем и не помним. Тогда как те люди, которые были где-то на задворках соревнования, не прошли в финал или стали всего лишь дипломантами, сегодня сделали головокружительную карьеру.
Участвуя в конкурсе, ты должен уметь настроить свои нервы – это самое сложное, выйти и за 5-7 минут показать, на что ты способен. Это как в спорте бег на короткую дистанцию. Для меня все конкурсы были одинаково трудными.
Я так создан, что мне проще спеть полноценный спектакль, где я проживаю жизнь персонажа, где я могу показать разные качества своего дарования, выстроить драматургию. За эти два-три часа я могу почувствовать, как публика отвечает мне энергетически, и по ходу спектакля я могу что-то подправить в своём выступлении, повести себя как-то иначе.
Каждый спектакль проходит по-разному, так как в зале меняется публика, она по-иному реагирует на происходящее. Спектакль в театре и конкурс – это два совершенно разных мира. К сожалению, так заведено, что молодой певец обязан научиться петь и конкурсные прослушивания и спектакль. Потому что благодаря этим прослушиваниям ты можешь познакомиться с нужными агентами и получить роль в театре.
На сцене Московского международного Дома музыки Вы представили программу, получившую награду Люитпольда на Международном фестивале в Бад Киссингене. Расскажите, пожалуйста, подробнее об этом.
Это не совсем та программа. Я немного её изменил, добавил новые произведения, которые я бы хотел исполнить для себя, чтобы понять, как они у меня будут звучать.
Я всегда иду по пути обогащения, насыщения репертуара. К призам я очень спокойно отношусь. Мне приятно, что меня наградили. Это был знаменитый летний фестиваль в Бад Киссингене, одном из самых известных аристократических курортов Германии – Kissinger Sommer. Совершенно неожиданно жюри оценило моё творчество и мне дали этот приз, но не в призе дело.
Это красивая программа, состоящая из чудных, но редко исполняющихся произведений. Её основу составили представители высокого бельканто, композиторы, которых я очень люблю: Россини, Беллини, Доницетти.
В целом, по какому принципу Вы формируете свои концертные программы?
На это влияют абсолютно разные факторы. В одном случае программу составляют организаторы, в другом, – тебе делают предложение спеть, но дают определённую линию – французскую или итальянскую. Это то, что касается сольных концертов, но ведь есть ещё и составные гала-концерты, в которых участвуют ещё и другие певцы. Тебе надо придумать дуэты, трио с ними. Прежде всего, это должен быть твой репертуар, для твоего тембра. Нельзя повторяться в одном зале с одними и теми же произведениями.
Русскому певцу из-за специфики произношения и традиций отечественной школы достаточно сложно входить в мир итальянской оперы. Как Вы достигли такого перфектного бельканто?
Естественно, все занимаются с профессорами. Любой ученик, который приходит сегодня, постигает, прежде всего, основы бельканто – красивого пения эталонным звуком. Отправная точка всех занятий – это нахождение опёртого, тембрального, ровного, чистого, свободного звука. Дальше уже с этим выстроенным голосом Вы можете пытаться петь произведения разных направлений – русскую, французскую, немецкую, итальянскую музыку.
Это разные школы, соответственно надо будет менять тактику исполнения, дыхания, фразировки, наполненности. Но первоначальный эталон – это бельканто.
Для моего типа голоса создано не так много произведений русских композиторов. Те же, которые есть и которые я очень люблю, редко исполняются и в России, и в мире. Например, «Снегурочка» и «Майская ночь» Римского-Корсакова, «Дубровский» Направника. Это потрясающие оперы, где блистали наши великие Лемешев и Козловский.
Когда я приехал в Европу, я понял, что для моего типа голоса подходит бельканто и мне эта музыка невероятно близка. Это очень трудно петь, и мало, кто берётся, но произведения в этом стиле идут в театрах всего мира.
Кто из композиторов золотой поры итальянской оперы Вам ближе всего по духу?
Конечно, Беллини и Доницетти – потрясающие композиторы, но и Россини не надо забывать. У него есть настоящие шедевры, оперы которые в России не многие знают – «Дева озера», «Зельмира», «Отелло». Все знают, что «Отелло» написал Верди, но у Россини на этот сюжет тоже имеется свой взгляд и своя музыка.
Вы исполняли Цикл песен на стихи японских поэтов Дмитрия Шостаковича. Не планируете ли ещё больше расширить свой репертуар за счёт музыки XX столетия?
Я пел современную музыку и с хором, когда ещё был студентом. Это были Эдисон Денисов, Владимир Рубин, Георгий Дмитриев, Валерий Кикта. Всё охватить невозможно. Я постоянно расширяю свой репертуар. Я ежегодно учу по два-три клавира, готовлю новую камерную программу. Всё необходимо впевать, продумывать и выстраивать.
Признаюсь, современная музыка мне пока не очень интересна, я её не чувствую. То, что я слышу сегодня, меня не трогает. Нет ни одного современного произведения, которое бы меня задело. Хотя кто знает, вдруг появится какой-нибудь прекрасный композитор, который сочинит глубокое произведение, которое мне понравится, и я захочу его исполнить. Я всегда открыт к музыкальным новшествам.
Что сложнее исполнять – реситаль или петь в спектакле?
Это две абсолютно разные вещи. В сольном концерте ты один на сцене, ты гол, на тебя направлено пристальное внимание, и ты поёшь без перерыва. Это сумасшедшая нагрузка. В опере человек столько не поёт, там есть какие-то паузы, перерывы, где можно отдохнуть, переодеться. Сольные концерты – это вещь непростая, но я очень их люблю. Ты можешь сделать свою программу, это как прожитая жизнь, но которую скомпоновал и составил её ты.
В Москву Вы прилетели спустя буквально несколько дней после финальных спектаклей «Евгения Онегина» в Венской опере, который стал пиком сезона. Последние представления вызвали настоящий фурор. Вы исполнили роль Ленского. Как Вам работалось с Дмитрием Хворостовским и Анной Нетребко?
Меня в этот спектакль пригласил театр. Состав, который утвердил директор Венской государственной оперы Доминик Мейер, стал сенсацией. Об этом спектакле до сих пор говорит весь мир. За полгода до премьеры билеты все были раскуплены.
Для любого музыканта встреча с такими большими артистами, как Дмитрий и Анна, – это большая радость и счастье. Эти люди принесли всему миру уважение к нашей культуре и к нашей вокальной школе. Работая с ними, ты понимаешь, что как бы ты прекрасно не пел, вас всё равно разделяют годы опыта. Очень важно, когда великие в музыке артисты за пределами оперного театра оказываются ещё и хорошими людьми, приятными коллегами на сцене.
Моя встреча с Дмитрием и Анной открыла новый мир и в моей карьере, и в жизни в целом. Они тонкие, отзывчивые, продуманные и рафинированные музыканты. Благодаря их опыту и таланту ты чувствуешь, как у тебя за спиной вырастают крылья счастья от того, что поёшь рядом с ними. Для меня «Онегин» стал очень важной вехой.
Были какие-то курьёзные случаи на репетициях спектакля?
Смешного было очень много. Дмитрий и Анна – люди с большим чувством юмора. Мы проводили свободное время вместе. Анна потрясающе готовит, она приглашала к себе в гости весь состав. С Дмитрием на последних спектаклях мы кидались друг в друга снежками.
Благо снега на сцене было много…
Да, там был сплошной снег с первого и до последнего акта.
Планируете ли Вы в ближайшее время выпустить новый альбом?
Да, планирую. Недавно я записал диск с хором Академии хорового искусства имени Виктора Попова, где я учился. На диске прозвучат те произведения, которые я много пел, будучи студентом. Я подумал, почему бы и нет? Это уже история, моё прошлое.
Мы имеем потрясающую духовную музыку, аналогов которой нет во всём мире, прекрасные народные песни. Хор находится в отличном состоянии, и мы сделали, на мой взгляд, интересные записи. Поэтому ждите релиза. Ещё в моих планах – записи с оркестром.
В каком театре Вам больше всего понравилось выступать?
Я могу отметить Венскую оперу, где я чувствую себя, как дома. Это театр, где исторически присутствует любовь к артистам от всего театрального персонала. Когда я впервые пришёл в гримёрку, то увидел там карточки с именами великих артистов, которые выступали на этой сцене, в том числе карточку нашего легендарного тенора Владимира Атлантова. Она до сих пор лежит.
Когда я спросил: «Почему Вы её храните здесь, ведь он уже много лет не поёт?» Мне ответили, что «мы его так любим и боготворим, пока он с нами, мы держим карточку и ждём его каждый день. Если он скажет завтра, что он хочет прийти и спеть здесь, мы её достанем, вставим в дверь и будем готовы вновь приветствовать его.
Понимаете, это бережное отношение к артистам и чуткая помощь, эта любовь наблюдается на всех уровнях рабочей структуры театра, начиная от охраны и заканчивая монтировщиками сцены. Это безграничная любовь к искусству оперы и к музыке в целом.
Потрясающая атмосфера создана в Валенсии, где я очень люблю петь. Много зависит от репертуара, с которым ты дебютировал на сцене того или иного театра, успешно ли прошёл этот дебют. Мы ведь, артисты, все люди восприимчивые.