Скрипач, основатель и художественный руководитель Международного музыкального фестиваля EARLYMUSIC и ансамбля «Солисты Екатерины Великой»— о том, зачем современному обществу нужна старинная музыка.
Международный фестиваль старинной музыки EARLYMUSIC открывается в Петербурге 20-й раз. Срок внушительный и наводящий на размышления.
Думали ли мы, узкая группа музыкантов, на закате советской эпохи живущих старинной музыкой, что когда-то она совершит столь мощный выход за пределы квартир, кухонь и мансард, этих островков домашнего музицирования?
В наше время старинная музыка стала вполне респектабельной. Уже и профессура, музыкальный истеблишмент, раньше относившийся к early music с подозрением, сейчас безоговорочно принимает это направление.
И людей, которые интересуются старинной музыкой, за эти годы стало несравненно больше, но вряд ли можно говорить о более глубоком восприятии. Не случайно публику интересуют, за редким исключением, несколько имен и несколько сочинений.
Всем интересны оперы Генделя, Вивальди, Пёрселл, Бах. Но те же Гендель и Вивальди для современников не были не только более значимыми, чем Хассе или Арайя, но и равными с ними по значению.
А разве сегодня кто-то хочет слушать Арайю, создавшего российскую оперу на таком высоком уровне? Знаю, например, что у многих интерес к барочному балету возник после французского фильма «Король танцует». Только барочный балет, как он выглядел и как его исполнял Людовик, не имеет ничего общего с тем, что показано в этом очень интересном фильме, который я смотрю с удовольствием.
В том, что отличает подлинный аутентизм от его видимости, разбираются единицы. Это касается не только России, но и Европы. При невероятном размахе жизни старинной музыки, при том, что она заняла свою нишу на музыкальном рынке (что само по себе крайне неоднозначно), мы наблюдаем стагнацию.
Появляются выдающиеся музыканты — такого уровня, которого, кажется, не было раньше, — но вместе с тем не происходит настоящего первооткрывательства и ренессанса, утрачивается сам дух старинной музыки.
С одной стороны, хорошо, что аутентичное исполнительство, раньше ограниченное стенами квартир, теперь вышло в бескрайние просторы интернета. Благодаря You Tube и Instagram мы оставляем потомкам интересные артефакты, свидетельства музыкальной жизни наших дней. Казалось бы, это воплощение заветной попытки «остановить мгновение».
А с другой стороны, сама природа исполнительства предполагает постоянное ускользание, невозможность фиксации, исчезновение. Да, естество музыки — отзвучать и исчезнуть, а наш компьютеризированный мир строит бесконечные плотины, чтобы помешать этому.
Мы не даем вещам уходить их естественным путем. Нынешний научно-технический прогресс, который по многим функциям может заменить человека, вынуждает нас, людей искусства, задуматься над «азбучным» вопросом — а что есть человек? И где то измерение, куда не могут проникнуть ни компьютер, ни бионанотехнологии?
И, конечно, старинная музыка дает огромные возможности для постижения этого. Думается, в том числе поэтому у нее большое будущее и внимание российской публики к ней будет только расти. Но это обречено быть просто веянием моды, если мы не переломим печальную тенденцию — неразборчивость публики, отсутствие вкуса.
Как воспитывать его? Step by step. Вкус сводится к опыту и различению. Ты должен различать, и по мере накопления опыта твой вкус совершенствуется. У петербуржцев для этого есть все необходимые условия, потому что в нашем городе нам оставлены очень высокие критерии вкуса.
У нас мощная музыкальная традиция. Только реконструируя исполнительство былых эпох, нельзя допускать той подмены, которую сегодня можно увидеть в области реставрации старинных зданий, дворцово-парковых ансамблей, когда под видом того или иного усовершенствования эталоны вкуса как раз уничтожаются.
Аутентичное исполнительство, ставя реконструкцию смыслов прошлого выше самовыражения музыканта, свидетельствует в конечном счете о том, способна ли наша цивилизация понять своих предков.