Казалось бы, стоило ожидать мощных театральных торжеств с речами и подношениями.
Например, в Мариинском театре, где юбиляр когда-то танцевал, а потом приобрел профессиональное имя на балетмейстерском поприще (в эпоху, когда ленинградский театр носил имя Кирова). Или в Большом, где Григорович десятилетия рулил.
Но юбилей проходит как-то на удивление тихо.
Мариинский возобновил «Каменный цветок», правда, в новой авторской редакции. Большой театр пошел дальше: устроил двухмесячный фестиваль балетов юбиляра, в рамках которого перенес его версию «Раймонды» с Новой на Основную сцену. На фестивале идут почти все постановки зрелого Григоровича.
Впрочем, эта юбилейная тишина – кажущаяся. Что там двухмесячный марафон, если, по правде говоря, в Большом театре полвека идет перманентный фестиваль Григоровича? Ведь не только большинство его собственных спектаклей сегодня в афише «главного театра страны».
Но почти все редакции классики в Большом тоже существуют в версии «главного хореографа».
Вошло в историю балета, как в «Каменном цветке» 1957 года Григорович бросил вызов морально устаревшему и скудному танцами «драмбалету», который у многих сторонников наступившей «оттепели» ассоциировался с унылым сталинским «соцреализмом».
Сведя к минимуму (конечно, по сравнению с прежними зрелищами) пересказ сюжета пантомимой, Григорович укрепил доверие к возможностям собственно танца. Особенно удалось это в «Легенде о любви» (1961), как писала критика, «поставившей Григоровича в ряды видных художественных «шестидесятников», с их нелюбовью к показному пафосу и аскетизмом деталей».
На классический танец хореограф, естественно, не посягал (а кто бы из творцов в Советском Союзе мог бы даже подумать посягнуть? и воспитание, основанное на традициях, обязывало, и идеологическая догма не позволяла).
Но Григорович, мало того что умел хорошо режиссировать танцевальный поток, еще и привнес в танец много сторонних – по отношению к классике – пластических элементов, чем основательно ее освежил (по меркам того времени). А тут подоспел и «Спартак», с его силовыми мужскими танцами и очевидно-брутальной оппозицией хороших и плохих. И как было не оценить это национальное новаторство, если в главных партиях вышли Васильев и Лиепа!
С тех пор утекло много воды. В жизни Григоровича случалось всякое. Он стал образцом для подражания и начал – в поздних балетах – повторять найденное.
Поставил прекрасный «Шелкунчик как «роман воспитания», может быть, лучшее, что юбиляр вообще сделал – и сиюминутную «Ангару», которая не вошла даже в нынешний объемный фестиваль: видимо, автор посчитал ненужным возобновлять спектакль 1976 года о советской молодежи в Сибири.
Поссорился с известными артистами (с ними он начинал в Большом театре) – и в семидесятые годы приобрел обожание широкой публики, а также почти официальный статус балетного мэтра номер один, у которого не бывает неудач. Поругался с Фурцевой из-за финала «Лебединого озера» (он хотел трагедию, она – хэппи-энд) – и получал многочисленные государственные награды.
Прослыл диктатором для одних и заботливым покровителем – для других. Ушел из ГАБТа после конфликта с дирекцией в 1995 году, а позже вернулся на почетных условиях живого классика.
Основал Комитет танца Международного института театра при ЮНЕСКО и возглавил – бессменно – жюри международного приза «Бенуа де ла данс» и московского международного балетного конкурса.
С 1982 года он не ставил новых балетов, но активно редактировал прежние, и не прекращает это делать. Только что в Мюнхене успешно прошла премьера «Спартака», которую инициировал россиянин Игорь Зеленский – новый худрук Баварского балета.
О Григоровиче написаны статьи и книги, в большинстве активно повторяется слово «гений», но другие авторы, в споре с апологетами, говорят о превращении былого новатора в консерватора с однообразными идеями. О творческой биографии юбиляра можно сказать так: он стал – по совокупности разных причин – хореографом, который оказал наибольшее влияние на историю советского и, во многом, постсоветского балета в СССР и России.
Вкусы нашей широкой публики тоже формировал, как правило, он. И никакие прививки иных типов мирового искусства танца, с которыми сегодня легко знакомиться как живьем, так и в интернете, с почитанием Юрия Николаевича у нас в стране сравниться не могут.
У юбиляра, правда, есть серьезный соперник. С влиянием эстетики Григоровича по популярности сегодня может соперничать только эстетика Бориса Эйфмана.